— Ну, живее за дело, а то, того и гляди, налетят кукушки! — торопил Гельмер.
Чревовещатель со своей стороны продекламировал следующее двустишие:
Эпонина обернулась к спутникам Тенардье и любезно проговорила:
— Ах, это вы, господин Брюжон?.. Здравствуйте, господин Бабэ! Здравствуйте, господин Клаксу!.. Разве вы не узнали меня, господин Гельмер?.. Как поживаете, господин Монпарнас? Вы стали очень…
— Не беспокойся, тебя все узнали! — перебил Тенардье. — Здравствуй и прощай! Проваливай же, говорят тебе! Оставь нас в покое!
— Теперь время лисиц, а не куриц, — заметил Монпарнас.
— Ты видишь, что нам тут нужно работать, а не лимонничать, — заметил Бабэ.
Эпонина схватила за руку Монпарнаса.
— Берегись, обрежешься! У меня нож, — предупредил тот.
— Голубчик Монпарнас, — ласково сказала Эпонина, — зачем вы скрываете от меня? Разве я не дочь своего отца?.. Господин Бабэ, господин Гельмер, ведь мне же было поручено разведать это дело. Уверяю вас, что вам здесь делать нечего.
Нужно заметить, что Эпонина не говорила на воровском жаргоне. С тех пор как она познакомилась с Мариусом, этот воровской язык стал ей невыносимо противен.
Сжимая своей маленькой, костлявой и слабой, как у скелета, рукой толстые грубые пальцы Гельмера, она продолжала:
— Вы знаете, что я не дура. Обыкновенно мне верят во всем. Я не раз оказывала вам хорошие услуги. Здесь я тоже разузнала все, что нужно, и вы совсем напрасно суетесь сюда. Клянусь вам, что в этом доме для вас ничего нет интересного.
— Тут одни бабы… — начал было Гельмер.
— О нет, они уж давно съехали отсюда! — перебила Эпонина.
— А почему же они не захватили с собой этого? — насмешливо сказал Бабэ, указывая на свет, мелькавший сквозь вершины деревьев в слуховом окне дома.
Это Туссен еще возилась на чердаке, развешивая свое белье для просушки.
Несмотря на такое явное доказательство ее лжи, Эпонина не отступалась от своей цели.
— Тут теперь другие жильцы, но они очень бедные, у них во всем доме ничего нет, — продолжала она.
— Убирайся к черту! — сердито крикнул, теряя терпение, Тенардье. — Когда мы сами обыщем весь дом, перевернем его вверх дном и ничего не найдем, тогда, пожалуй, поверим тебе. А теперь убирайся и не мешай нам!