Безымянные слуги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я думала, что эту старушку удавлю, — тихо проговорила Зенка, вызвав смешки.

— Тихо ты, — оборвала её Пятнадцатая. — Никогда не говори такого на людях. Ну что, пошли за покупками?

И мы пошли. Бывшие вэри и в самом деле относились к нам иначе. Они нас воспринимали как детей. Да, детей подросших, на которых взвалили ответственность. Детей, у которых нет родителей, а глаза горят не на сладости и игрушки, а на опасное взрослое оружие. Детей, за плечами которых хранился опыт ещё одной жизни. Но всё-таки — детей. И поэтому нам помогали с выбором и покупкой, а не с искуплением неизвестных грехов, за которые наши души отправлены были в Земли Боли.

Приценивались мы долго. Чтобы никого не обделить, Пятнадцатая и Хохо пытались просчитать набор оружия, которого хватило бы на всех. Отдельно взяли меч для Ножа и боевой топор для Кривого. Оставшиеся 500 ули стали использовать в расчетах. Сложность подсчётов состояла в том, что на свою добычу мы могли купить снаряжение лучше, чем у ветеранов нашего десятка, а уже имевшееся — можно было продать. Разве что у Пятнадцатой ничего не нужно было менять.

А ещё у Пятнадцатой в голове были свои расчеты и предпочтения, которые нередко оказывались просто непозволительно дорогими. К примеру, копья она хотела взять с древком, окованным металлическими полосами — хотя бы железными. Стоили такие копья прилично, и тогда не оставалось даже на простенький доспех. Вскоре в расчеты начали включать запасы нашего жалования, но аппетиты медленно приходили в соответствие с возможностями. Немало помогали и сами торговцы, к которым мы обращались за советами не по одному разу. Они предлагали похожие варианты — но дешевле, а после обеда даже стали делать скидки.

Ко второй половине дня, когда от товаров и цен уже рябило в глазах, а животы у всех немилосердно урчали — нужная комбинация наконец сложилась. Старое снаряжение было продано. Мы по очереди были отправлены на подгонку нового доспеха. Причём каждый элемент подгонялся у своего торговца. Правый наруч брали у одного — сразу десять штук, левый — у другого. Девочкам щиты у одного торговца, а мальчикам у другого. А Пузу щит покупали у третьего. И так со всем.

Но человеческие части тела не бесконечны. В итоге наш десяток был одет в высокие сапоги выше колен, с толстой кожей ниже щиколотки и металлическими вставками на носках, в кожаные с металлическими пластинами поножи, кожаные же гибкие рубахи с костяными ламелями на юбке и железными пластинами на животе и груди и спине, железные наручи и металлические наплечники. Правые были сделаны из железа, а левые — из бронзы. Копья были с широкими наконечниками — как и те, что нам дали при Порке, только лезвия были тоньше, острее, с металлической перекладиной, не позволявшей противнику насадиться глубже и добраться до бойца. Древко копий было хоть и деревянное, но из прочной древесины, добытой в Диких землях. На металлические шлемы денег не хватило — были взяты кожаные с двумя железными полосами крест-накрест и железными щитками на глаза и щеки.

Были в продаже и стальные изделия, но стоили столько, что на все наши накопления можно было купить один элемент. Наконец, всё было куплено и упаковано в дерюгу (а мы в такой в школе нерождённых ходили и думали, что это грубая ткань). Когда мы покидали всем десятком павильон, торговцы уже закрывали лавки и готовились отправиться по домам.

— Поесть бы — вздохнул Пузо, которому поручили тащить копья.

— Тебе бы всё поесть, — хмыкнула Пятнадцатая.

— Ну так сейчас нас остановят «на поговорить» — и прощай ужин, — вздохнул здоровяк.

Мне тоже стало как-то тоскливо. Мне-то есть хотелось до умопомрачения. А на 5 ули, оставшихся от жалования, не разгуляешься. Пятнадцатая кивнула, осмотрелась на выходе из павильона — и повела нас другим путём.

Мы прошли мимо городских терм и вышли к улице, одна сторона которой была застроена не жилыми домами, а складами. Над крышами носились какие-то говорливые птицы, а в воздухе повис стойкий запах рыбы. Люди здесь были другими — в основном, мужчины, одетые в потрепанные одежды. Или мужчины в белых коротких штанах и таких же накидках.

— Грузчики и матросы, — шепнула нам Пятнадцатая, когда мы спешно шли по улице.

Этим грузчикам и матросам мы были до одного места. На нас они обращали внимания меньше, чем на орущих над складами птиц. Ну а мы делали всё, чтобы стать ещё более незаметными. Окликали нас только дважды. Один раз заставили помочь с выносом огромного ящика. Во второй раз остановили стражники, потребовав от Пятнадцатой предъявить разрешение на выход в город. В остальном добрались даже быстрее, чем утром до рынка.

Пройдя на территорию казармы, мы сразу отправились сдавать снаряжение и только после этого позволили себе расслабиться. Лицо Пятнадцатой перестало быть напряжённым. Хохо принялся снова шутить, а остальные бойцы улыбаться. Нож с Кривым затеяли приятельскую перепалку, поддразнивая друг друга.

— Ну что, отдыхаем пару часов и на ужин? — предложила Пятнадцатая. Предложение все поддержали, и я отправился на «свою» лавочку медитировать.

Я честно пытался выполнять все советы мастера Плока: сидел и пытался почувствовать себя, мир вокруг и мудрость. Долежался до того, что в глазах зарябило, а перед глазами замелькали искорки. Я мотнул головой и только тогда заметил, что у меня появилась соседка. По совместительству, мой десятник.

— У меня в глазах даже искры зажглись, — укоризненно сказал я ей. — Я был уверен, что почувствовал себя и мир, и мудрость… До того, как увидел тебя, незаметно подкравшуюся.

— Если сидеть неподвижно ещё дольше, то к искрам в глазах добавятся иголки в конечностях, — отсмеявшись, просветила меня Пятнадцатая. — Ты эту лавочку решил своим домом сделать?