Мудрость вокруг ярилась так, что искры закручивались в вихри, проносясь вокруг с какой-то невероятной скоростью. Стоило мне это увидеть, как я перешёл на быстрый бег, стараясь выбраться к полосе леса. Бойцы отряда не спрашивали меня, что происходит – они тоже почувствовали нечто, что заставило их устремиться за мной. Только дурной Лыба то и дело пытался остановиться, но каждый раз после тычков продолжал бег.
Лыбе было плохо. Я это видел очень хорошо. И дело было даже не в его душевной ране, которая заставляла его смотреть в пустоту, и не в голоде, который его явно терзал. Дело было в обрубках рук, кожа на которых приобрела какой-то синюшный оттенок. С утра у него был жар, и Лыба даже не сразу смог проснуться, когда его будили. Заставляя его бежать, я каждый раз вспоминал, как он подставил нас под удар нелюдей. Может быть, он сделал это и по глупости, но его эмоции говорили об обратном: совершил это Лыба с умыслом, собираясь дать серым нас обнаружить. И каждый раз от этих воспоминаний жалость к нему испарялась.
За несколько шагов до стены деревьев я обернулся и увидел, как вспучивается поверхность болота – выпуская на свет каких-то огромных покрытых бронёй тварей. Твари были медлительны и неторопливы, они неспешно брели к лесу – но было понятно, что всё только начинается. Заметив просвет между деревьями, я, не задумываясь, свернул туда. Просвет оказался узким руслом ручья, который когда-то тёк в нужном для нас направлении. Вода на жарком юге летом ушла, но русло зарасти не успело – и по нему мы на бегу прошли лес насквозь.
Где-то вдалеке слышался треск и грохот, но сил бежать уже не было – дыхание сбилось, и я перешёл на шаг. Где-то минут десять весь отряд пытался отдышаться на ходу, а потом мы снова перешли на бег. На этот раз бежать быстро мы не могли – раненый разведчик совсем расклеился: покрывался липким потом, тяжело дышал, спотыкался и периодически падал. Закончилось всё тем, что он упал и больше не поднялся. Пришлось из копий Злобного и Долдона делать носилки.
- А если нападут? – спросил Долдон.
- Тогда бросаете Лыбу и отбиваетесь, – пояснил я.
Мы продолжили путь. С каждым пройденным переходом росла моя тревога. И когда сзади раздался многоголосый вой, рык и шелест – я уже не испугался. Скорее удивился, что так поздно. В этот момент мы выскочили к Стене – к тем самым воротам, из которых выходили на свою вылазку. Крича и размахивая руками, мы припустили из последних сил. Нас заметили – и опускающаяся плита застыла, оставляя тонкую щель. В неё мы и протиснулись все одновременно. Стоило только затащить внутрь носилки с Лыбой, как плита снова поползла вниз. Мы только поднимались на ноги, когда с гулким стуком она встала на своё место, отсекая нас от тварей и Диких Земель.
- Живые? – с удивлением спросил подбежавший вэри с брошью десятника.
- Да! – ответил я.
- А с этим что? – спросил он.
- Разведчик Лыба. Попался серым. Отрезали руки. Какое-то воспаление, – кратко пересказал я, не вдаваясь в детали.
- Тащите в лазарет!
- А где это? – спросил я.
Десятник уставился на меня, потом мотнул головой в сторону.
- Следующая башня – в подвал, – объяснил он.
За стенами слышался набирающий силу грохот. Волна тварей из Диких Земель шла на приступ. Люди сновали по улице внутри Стены, мимо нас пробегали целые десятки – и в общем и целом создавалось ощущение какого-то хаоса. Когда мы добрались до лазарета, снаружи уже доносился грохот и рёв. Сдав нашего подопечного на руки лекарям, мы поднялись на пролёт выше и остановились в каком-то закутке, чтобы отдышаться.
- В последний момент, – прохрипел Эр-нори. – Ещё бы чуть-чуть и всё.
- Вовремя ты, командир, – согласился Злобный. – А я-то вчера не верил!
- А уж как я-то не верил… – Жесть позволил себе намёк на улыбку, вызвав смешки.
- Что дальше-то, Шрам? – спросил Нож у меня, а я только и смог что пожать плечами.