HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

Старшой, размазывая слезы по щекам, кричал, что даже Ленин лису прикладом по голове стукнул, чтоб шкуру не попортить, и убил… На что получил резонный ответ:

– Ты не Ленин, как и заяц не лисица…

Нет, рыбаки мне симпатичнее. А грибники – вообще как родня…

Эти глаза напротив…

«Желтушный» Вовчик честно отболел и получил на руки справку, что нуждается в санаторном лечении на 24 дня. И был выписан в часть.

В родной бригаде ПЛ ему популярно объяснили, что путевки в Паратуньку выдаются или индивидуально начальникам, или экипажи едут туда полным составом. А всякие «Красные звезды» в Ялте – это для москвичей. Вовчик не вписывался в схему. Ну никак. Поэтому пришли к консенсусу: провести отпуск дома.

Дома было хорошо первые два часа, потом стало скучно. Напялил «гражданку», прошел по поселку. Никого. В магазине на полках, как всегда, пусто, родная лодка на БС. И даже служить нельзя. Соседка, которая строила глазки, теперь дверь на цепочке держит, разговаривая. Заразиться боится, несмотря на то, что Вова здоров. Хотя ее понять можно. Желтуха была только у Вовы. И не дай бог, что с ней случись. Виновник явно «засветится» вместе с нею. Сволочь начмед, всем уже растрепал о последствиях гепатита. Ну, доберусь я до тебя! Пошел с утра отношения выяснять, а начмед в ординатуру убыл… Короче, везде облом. Скучно. Второй день «отдыха», несмотря на чтение классиков литературы, облегчения не принес. Вечер проходил одиноко и даже где-то страшно: пить-то нельзя! И крики самому себе: «Я мужчина! Пусть мне ничего нельзя, но я еще могу курить!» – облегчения не приносили. Кури, не кури… На третий день Вова пошел к политотдельскому комсомольцу и попросил ружье и патроны. На охоту сходить решил.

Е-мое! А он же раньше только дорогу от пирса в казарму знал! А как вокруг базы интересно, а какая природа! Сопка, наверху которой ПВОшники сидят, отливает голубизной, искрится. Сосенки зеленеют. Воздух чист, как хрусталь. Птички голосят: чайки, бакланы, вороны опять же… Хорошо! Ольховник, который стлаником называют, настолько переплелся ветвями, что идти можно только звериной тропой. А тропа снизу пробита, пригибаться приходится. Медведь ломился, пробил.

А ну-ка, спустимся к берегу. Лес – хорошо, но море нам ближе…

Ободранная тушка нерпы у кромки прибоя, которую клюют бакланы. Понятно, откуда у шофера хлебовозки меховая обмотка на руле. Маленькая нерпа, детеныш… Жалко. Сволочь водитель.

Так, а на кого охотится-то? На медведя страшновато. Надо найти большую нерпу… Машины у Вовчика нет, поэтому шкура пойдет на коврик. На всю однокомнатную квартиру хватит.

Солнце даже пригревает, хотя и начало ноября. Бухта уже покрыта толстым льдом. На льду – черные круглые полыньи. Рыбачил кто? И вдруг в одной из полыней появилась усатая морда лысого боцмана. Не хватало только медной серьги в ухе, а так вылитый дядя Ваня, который Вовчика на о. Русском учил есть вилкой в три мальчишеских года отроду и правильно ее держать. А то Вовка ее зажимал в кулаке, как ложку. Папа с мамой не смогли справиться, а дядя Ваня смог. С серьгой ведь и усами. Научил. Так, стряхнуть наваждение, это нерпа, а не дядя Ваня! В дядю Ваню стрелять нельзя, а в нерпу можно. Но, блин, как же похожа!

Вова замер.

Нерпа огляделась, фыркнула и выбросила свое тело на лед. Боже, что это было за тело! Величиной с шестивесельный ял! Какой коврик, на фиг, ковер 2x3! Коврище! И не надо в очереди в политотделе стоять!

Вовчик тихонько начал подбираться к нерпе. Ползком по льду, делая паузы и замирая, когда она скашивала глаз в его сторону.

Нерпа грелась на солнце. Она наслаждалась этим процессом, как люди на пляже. Она задрала голову и хвост, лежа на брюхе. Точно, как лодка, с поднятыми носом и кормой! Нос – лицо боцмана, дяди Вани, а корма, то бишь хвост – русалки! И на кончиках блестящей серебристой шерсти играло солнце, а черно-коричневые пятна мягко оттеняли этот здоровый блеск…

Вовчик подполз на расстояние выстрела. Хотя он это расстояние и смутно представлял. В одном стволе – жакан, разрывная пуля. Стрелок Вовчик отменный. Сорок метров, только выбирать, куда бить. Иди сюда, коврик! Вовчик прицелился в глаз – ну, чтоб наверняка. Глаз большой, как яблочко на мишени. И на дяди Ванин вовсе не похож. У того глаза голубые были, слегка выцветшие от спирта…

– Так, голова нам ни к чему, нам шкура, на ковер…

Затаить дыхание, слиться с ружьем, дождаться паузы между стуками сердца… На выдохе… Послать пулю этот глаз в место «яблочка»-мишени синекоричневого цвета, похожего на коровий, с золотыми искрами ободка радужки, настолько осмысленный и красивый…

И тут нерпа посмотрела на Вову. То ли льдинка под локтем хрустнула, то ли еще что. Или чутье у нее сработало, интуиция… Глаз нерпы, который мгновение назад лучился золотом, теперь затуманился недоверием, страхом и обреченностью, нега жизни ушла из него куда-то вместе с золотым сиянием… Она уже все поняла. В глазу это отразилось – предстоящее через мгновение прощание с солнцем и морем. И головой, от которой останется только кровавая каша с торчащими костями, перемешанными с шерстью. И никаких глаз не будет. Нерпа напряглась, намереваясь бросить тело к спасительной полынье, но понимала, что от пули уже не уйти…