Ветер, на третьи сутки, стих. Солнце, вокруг лодки нерпы плещутся. Полный штиль. Хорошо!
К пирсу почему-то не подпускают. Оказывается, тральщик с брандвахты передает: «Ветер по ареометру – 22 метра в секунду…»
На тральщике замом мой друг, Женя Мартынович. Прошусь на связь. Дали добро. Он на вахте.
– Женя, в чем вопрос?
– Твои к пирсу не пускают, воды набрать. Говорят, я опять всех разложу…
У Жени голова 62 размера, сам плотен и улыбчив. Любой головной убор кажется насмешкой над начальником. Золотой школьный медалист, училищный краснодипломник. Подпольная кличка Мозг. Шел ко мне, наткнулся на начпо, обвинен в «разложении», обиделся.
– Жень, у меня два ящика сока, виноградно-яблочного, и еще кое-что есть. Жду вечером, кого-то еще возьми. За водой подпустят, командир поспособствует. Пустите домой!
– Ладно, жди, буду. Тебе конец связи.
– Оперативный брандвахте! Ветер 18 метров, стихает, 14 метров…
Встали к пирсу. На берегу – вмерзшая в лед киноустановка и чемодан с вилками-ложками. Носим все: то на берег, то с берега…
Завод
На ТОФе лодка наша была отличной. Шли к этому тяжко. Когда матросы напивались, они писали в объяснительных: «А потом ниоткуда взялся замполит, испортил отдых, вылил водку и брагу и отвел нас на гауптвахту». В бригаде гауптвахта была своя, уж больно мы далеки от цивилизации были: час лету, шесть часов морем. Объяснительные со словами «побил», я выбрасывал и заставлял переписывать.
Установку браги, ее зрелость и готовность к употреблению я чувствовал интуитивно. Сижу в каюте, стол как крышка табуретки, план очередной составляю, и вдруг сносит с места. И внутренний голос говорит: «Сходи в шестой». Это энергетический. Тепло. Бросаю, иду. Все вроде нормально. Слушаю себя… Ага! Лезу под паелы, к линии вала. Что ты думаешь, аварийный бачок, в шинель завернутый, бражка, готова уже. Иди сюда, дорогой механик, и групманов с собой бери…
На водку, которую доставляло вместе с продуктами судно «Авача», меня, как на брагу, почему-то не пробивало. Жалко.
Пришел на лодку на заводе. Ни одного офицера или мичмана. Пустая казарма, которую и нашел с трудом. В кубрике экипажа стоит фляга из-под молока, большая, с ручками по бокам и плотной крышкой, кружка к борту цепочкой привязана. Брага. Пей – не хочу. Жду.
20.00. Прибыл экипаж, с ужина. На завод, на лодку, водит кок, главстаршина-сверхсрочник, а там народ по отсекам спит. А вечером опять в казарму. Какой ремонт? Построил. Экипаж раздет, разут, голоден. Банда, пальцы из рваных гадов и сапог торчат, робы щелочью аккумуляторной съедены, небритые, месяца полтора в бане не были. Злые соответственно. Люди… Смердят собой и лодкой. Запах для меня новый, аж душит. У нас в бригаде, когда матрос в магазин заходил, беременные женщины в обморок падали, или тошнило их, бедных…
Представился. Брагу вылил тут же, в кубрике, на пол. Перед строем. Заставил сделать приборку. Воняло страшно, да не мне спать… Думал, убьют. Убирают, но слишком быстро. Занять надо.
20.00–22.00. Два часа знакомился, телека-то не было, продали кому-то, чем еще занять их до отбоя? Брагу-то вылил…
Алимов, Алоев, Аханов, Бердыбеков, Бур джоев, Георгади, Джурабов, Джибоев, Джабаров, Джанидзе, Есинскас, Елопинын, Жампиисов, Имчичханов, Инчук-оглы, Ким, Курбанов, Коваленко(0!) Рембаев, Рымбоев (с этими двумя буду путаться, запомнить в лицо), Раджабов,
Сейтмурадов, Хаджоев, Чхуладзе… Фу, наконец-то, Яшмалиев… Мама моя, если бы ты знала…
ebooksa