Рождение мечника

— Привычка к новомодным методам работы нас погубит. Мы живём в самой населённой стране планеты Земля, у нас есть ресурс, который никакой молнией не сожжёшь: люди. Буду учить тебя работать по-настоящему, как делали наши предки, и, хочу надеяться, будут делать наши потомки.

Меч в камне ч.2

Пешком шли недолго, вскоре нас подхватила дорогая автомашина. Мне было на всё плевать, я лишь безучастно мазнул по внутреннему убранству салона. Даже появление на окнах непрозрачных шторок не вызвало не то что беспокойства — вообще никакого шевеления в душе не вызвало; только ладонь непроизвольно потянулась к клинку. Динамики тут же ответили на моё интуитивное движение хрипом, радиоэфир заполнили волны помех. Китаец рядом со мной зашевелился и очень вежливо попросил «так не делать, а то мы рискуем не доехать до места». Он при этом не выказывал страха, лишь констатировал очевидное. Стоило шороху помех разгладиться, он поспешил заверить меня в полной безопасности, для которой, собственно, шторки и возникли. Дальше спутник попытался расспрашивать меня о впечатлениях от Китая, а узнав, очень натурально огорчился и всё пытался вызнать, что бы могло это самое впечатление улучшить.

Из машины мы вышли в подземном гараже. Телохранитель с подчёркнутой вежливостью открыл дверцу автомобиля, с поклоном предложил следовать за ним. Мой провожатый извинился, ему нужно было отлучиться «побеседовать с господином», телохранитель же «поступал в моё полное распоряжение». Я опять проигнорировал очевидную неоднозначность ситуации. Мне было плевать. Волна апатии накрывала всё сильней, поэтому я без энтузиазма, больше походя на куклу, проследовал за телохранителем.

Проводив до комнаты, провожатый тут же растворился в обширном доме, оставив по себе лишь лёгкое дуновение ветра от закрывшейся за моей спиной двери. Ладонь сама собой потянулась к рукояти клинка, в поисках очередной порции умиротворённого спокойствия. Закончив эту нехитрую медитативную технику, я огляделся по сторонам. Помещение, куда меня привели, не походило на привычные по фильмам о Китае или Японии. Здесь не было циновок, пиал и прочего, что характерно для идеализированного изображения восточных государств. Зато здесь был удобный низкий столик, пара кресел и богатый чайный сервиз на столе. В помещении доминировал светло-коричневый цвет, пол был устлан деревянной паркетной доской. Стены украшали яркие картины с изображением цветов, драконов и необычных пейзажей. Одним словом, здесь было по-европейски уютно, пусть и чрезмерно ярко — что характеризовало уже китайский колорит.

Одинокое окно выходило на закрытый двор, а за забором, с единственной обращённой на улицу стороны, виднелись лишь деревья, продолжающие дворовый пейзаж. Созерцание привычного лесного великолепия, хотя и непривычно низкорослого, неожиданно помогло успокоиться и собраться с мыслями. Меня явно привели сюда не просто так, впереди ожидала беседа с непонятным «хозяином». Пока я собирался с мыслями, от входа раздались звуки шагов.

— Здравствуйте, Леон Иванович. У вас в стране ведь именно так принято обращаться к собеседнику?

— Добрый день, — я развернулся навстречу незнакомцу. Китаец, как китаец. Даже одет не в костюм, а в какие-то просторные цветастые одежды, отдалённо напоминающие кимоно. — Вы совершенно правы, господин. Только, надеюсь, в этом доме к его хозяину принято обращаться по имени? А то провожатые больше походили на тени — без имён и званий.

— В каком-то сакральном смысле они и в самом деле лишь тени. Но у меня есть имя — Ян Мяо. Можете также называть меня просто «мастером». Как вы относитесь к чаю? Или, быть может, выпьете китайской водки? Наслышан, что этот напиток считается у ваших соотечественников едва ли не национальным.

— Значит, я неправильный русский. Пусть будет чай.

Мы уселись за столик. Кресла были не слишком мягкими, чтобы не отвлекать от разговора, но достаточно удобными. Я подумал было, китаец вызовет каких-нибудь слуг или того же телохранителя, но он начал чайную церемонию лично. При этом действовал столь сноровисто, что не вызывало сомнений: ему не привыкать самому себя обслуживать, как минимум — готовить и разливать чай.

— Я думал, вы пригласите слугу для этой… процедуры.

— У нас так не принято: вы же мой гость. Если бы я не уважал вас настолько, чтобы самому разливать чай, то и в гости бы не позвал.

— В рассудочности вашим традициям гостеприимства не откажешь, мастер Ян.

— Они формировались веками, Леон Иванович. Даже если кто-то из предков и не был их сторонником, память о нём до нас не дошла, в отличие от памяти другой группы. А раз так — мы не вправе нарушать того, что донесла до нас народная память.

Я поднёс ко рту маленькую чашечку. В нос ударил сильный терпкий аромат, достаточно точно передающий букет напитка. Аккуратный глоток подтвердил обусловленное обонянием предположение. Несколько минут мы молчали, просто наслаждаясь напитком. Чай оказался почти прозрачным, хотя цвет заваренных листьев и был красноватым.

— Спасибо, мастер Ян, — с каждым глотком чувство беспросветности отходило всё дальше, на первый же план выходило любопытство. — Уже ради одного этого стоило оказаться в вашем гостеприимном доме.

— Инородцы редко могут оценить глубину вкуса настоящего чая. В вас сразу чувствуется человек, идущий путём просветления. Вы ведь не знаток чайной церемонии?

— Нет, не китайской. До того я участвовал в ней лишь единожды, но тогда всё было как-то скомкано, — не стал говорить про японский вариант, знатоком которого был — китайцы считают японцев выскочками, пусть и родственниками по культуре. Если этот уважаемый житель Поднебесной такой ревнитель традиций, лучше не нагнетать.

— Тем отрадней наблюдать, как вы чётко выполнили все её заповеди. Выполнили не ради формальности, а ощутив на глубинном уровне потребность поступать именно так, и никак иначе. Примите моё почтение, господин Познань, — китаец напротив коротко поклонился, я ответил встречным поклоном.