Зная коварную и дикую природу негров, я популярно им объяснил, что никого насиловать не надо, в том числе и мужчин, убивать чужих негров тоже. Можно брать в плен, уводить к нам всех желающих, и забирать каучук и слоновую кость.
Убивать можно только карателей из Force Publique, и то, скорее по необходимости, чем специально. Ну и конечно, распространять моё влияние на племена банту в Конго. Формировать мой притягательный образ защитника и объединителя всех племён негров, и работать на мой имидж, справедливого и щедрого вождя, надеюсь они меня поняли.
То, что я уже стал, помимо князя и султана, королём, только добавляло притягательности в мой образ великого и ужасного. Разобравшись в менталитете негров, я уже вовсю эксплуатировал образ сильного и могущественного унгана.
Великий колдун, скандировали язычники во всех уголках Африки, до которых могла дотянуться моя тень. Великий объединитель православной веры и подвижник, проповедовали посреди хижин и площадок, больших и малых селений, коптские священники.
Колоритная личность и стихийный вождь, вынесенный на гребне волны тотальной колонизации Африки из глубин чёрного континента, судачили по обе стороны Атлантического океана. И только Азия и Индия безмолвствовали, не в силах разобраться со своими проблемами.
Фриц Колль терпеливо дожидался вождя в своей хижине. Кроме него, тут находился переводчик с его стороны, и переводчик со стороны вождя. С первой встречи чернокожий вождь внушал к себе почтение и иррациональный страх.
Да, он был негром и дикарём, но от этого знания становилось только хуже, и мистический страх липкой удушливой волной накатывал на Фрица. До этого он не раз сталкивался с унганами. Многие чернокожие туземцы работали как на администрацию, так и на плантациях, но они не внушали и толику того страха, который внушал Мамба.
Вблизи он оказался ещё страшнее и неприятнее, но работа — это основное правило для немца, а Фриц привык хорошо делать свою работу. Разобрав бумаги, он выложил их перед собой. Один экземпляр, напечатанный на русском, он положил перед Мамбой, а другой оставил у себя. Для губернатора Камеруна не было новостью, что вождь умел говорить, читать и писать по-русски.
Этим его знанием они и хотели воспользоваться, немного изменив текст договора, напечатанного на русском языке. Он немного отличался от текста договора на немецком. Но это немного имело просто кардинальное значение.
В «русском» договоре было написано: — «Германская империя, в лице губернатора Камеруна Йеско фон Путткамера, обязуется оказывать материальную помощь оружием, продовольствием и необходимым для ведения военных действий имуществом, по требованию Иоанна Тёмного, признавая нерушимость границ государства Банда и Буганда, под предводительством короля Иоанна Тёмного, по прозвищу Мамба, и не позволять захватывать его территорию третьим государствам».
«В свою очередь, Иоанн Тёмный согласен выполнять союзнические обязательства, с целью поддержки и защиты Германского Камеруна, а также Германской Восточной Африки, от внешних и внутренних врагов. Для чего он обязан оказывать вооружённое сопротивление общим врагам, как своим, так и врагам Германской империи».
В «немецком» же договоре было написано следующем образом: — «Германская империя, в лице губернатора Камеруна Йеско фон Путткамера, обязуется оказывать материальную помощь оружием, продовольствием и необходимым для ведения военных действий имуществом, по требованию Иоанна Тёмного, но по своему усмотрению, и тогда, когда считает это нужным, признавая нерушимость границ государства Банда и Буганда, под предводительством короля Иоанна Тёмного, по прозвищу Мамба».
«В свою очередь, Иоанн Тёмный согласен выполнять союзнические обязательства, с целью поддержки и защиты Германского Камеруна, а также Германской Восточной Африки, от внешних и внутренних врагов. Для чего он обязан оказывать вооружённое сопротивление общим врагам, как своим, так и врагам Германской империи, а также выполнять иные приказы Германской империи, руководствуясь, в первую очередь, её интересами».
Прочитав самолично союзнический договор, написанный на русском языке, я поморщился с досады, но на безрыбье и рак рыба. Лучше с немцами, чем с французами, и уж тем более, чем с англичанами.
Я, я, натюрлих (конечно), как-то правильнее звучит, чем факен зе щит, или шаромыжнические припевы марсельезы. Ну да, это на любителя. Емельян Муравей, внимательно читая оба договора, практически их нюхал, пытаясь найти подвох. Я по глупости… и не думая… подмахнул оба экземпляра на русском языке. И уже почти было решился расписаться в немецких экземплярах, как… Емельян что-то углядел, и громко закричал:
— «Позвольте, позвольте, у меня все ходы записаны!», то есть «тут есть разночтения и обман!» И начал судорожно тыкать, давно хорошо не мытым пальцем, в немецкие бумаги.
Он так разволновался, что стал брызгать слюной и дышать вчерашним перегаром от выпитой не к месту банановой бражки.
«Эх ты, пропойца мой глазастый», — с теплотой подумал я о нём, и взяв прислонённое к стене копьё, направил на немца. Движение копья было неторопливым, и немец успел увернуться и отпрыгнуть от него. Отбежав к дальнему углу хижины, где происходили переговоры, он, сбиваясь на речитатив на своём лающем языке, стал возмущённо кричать и ругаться.
Оба на, а я рэпа на немецком, как-то, и не слышал, всё больше тяжёлый и лёгкий рок. Рамштайн там, Модерн Токинг, Скорпионс, Скутер, да Арабески всякие. А тут, поди ж ты, немец чистоганом рэп выдаёт, да складно-то так, собака, ругается. Чисто пёс лает!
Фриц Колль искренне возмущался подобным отношением и уверял, что у него всё по-честному. Ага, даст ист фантастиш, любезный. Расскажи кому-нибудь другому об этом. Знаем мы ваши концлагеря в будущем, где сидят честные и правдивые немцы, из тех, кто сбежать не успел.