Блуждающий

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сам то чего, не понимаешь? Положат нас всех, ещё на подходе, вот почему?

Известие, о возможной скорой кончине, повергло меня в самый настоящий шок. От услышанного я не мог больше ни спрашивать, ещё о чём то, солдата, ни думать о чём либо другом, кроме, как о собственной смерти.

Вернувшиеся командиры сразу же собрали нас и стали раздавать команды. О чём говорил своим добровольцам чужой унтер, не знаю, а вот наш, нам ничего хорошего не сказал.

— Вы пойдёте в первой шеренге. Внимательно смотрите за мной и капралом, как только мы дадим отмашку, сразу же стреляйте, потом становитесь на колено и перезаряжайтесь. В это время вперёд пойдут добровольцы второй сотни, пропустите их и тут же бегите следом. Дальше стреляйте в противника самостоятельно, до тех пор, пока не достигнем окраин хутора. После того, как закрепимся в нём получите дальнейшие распоряжения. Всем, всё ясно?

— Так точно — ответил за всех, рекрут третьего десятка.

— Ну тогда готовьтесь. Начинаем через пятнадцать минут. До этого из леса никому не выходить. Всё, ждите — сказал напоследок унтер и пошёл на правый фланг, где будет стоять третий десяток.

— Бери своих и за мной — скомандовал мне Свистунов, уходя в противоположную сторону.

Не знаю, слова ли младшего унтера на меня подействовали или то с каким спокойствием он их говорил, но после них я успокоился, перестал размышлять о возможном вознесении на небеса и стал думать о более приземлённых вещах, как и в кого буду стрелять, стоит ли целится или лучше так палить в кого попало и куда попало. Потом проверил ещё раз, заряжена ли винтовка, прикинул какой патрон буду брать для перезарядки и несколько раз повторил себе о том, что нужно не забыть отстрелянную гильзу положить обратно в патронташ.

Команда капрала прозвучала буднично, он громко крикнул: — Пошли! — мы за ним и двинулись. Бог его знает, кто как, а я абсолютно спокоен, даже не знаю, с чего бы это.

Когда вышли из леса, я отчего то стал считать свои шаги, не забывая при этом поглядывать на капрала, шедшего на пару метров впереди и немного правее меня. После того, как он махнул рукой, а затем и выстрелил, я поступил точно так же, прицелившись в видневшуюся метрах в двухстах хату с соломенной крышей. Врагов видно не было, а стрелять просто так, в никуда, не захотелось. Сделав выстрел встал на левое колено, как учили, перегнул винтовку, достал из ствола гильзу, засунул её в свободное гнездо, из патронташа достал новый патрон, с пулей, зарядил его и дождавшись, когда мимо пробежала цепь солдат, побежал в след за ними. Но не успел я сделать и пяти шагов, как почувствовал такой ледяной холод в груди, от которого меня просто переломило пополам. Не понимая, что произошло и не в силах стоять на ногах, упал на землю, уткнувшись в неё лицом, думая о том, что смертельно ранен. Одновременно с моим падение, где то совсем рядом, раздался страшный взрыв, который я не видел, но достаточно хорошо ощутил. От него, на меня, налетела горячая воздушная волна и крупные комья стылой земли.

Долго валялся или нет, хватая ртом раскалённый воздух и одновременно с этим пытаясь сообразить, почему ничего не слышу, не знаю. Но когда более-менее пришёл в чувство и осмотрелся, ни бегущих, ни просто стоящих людей, рядом не увидел. Разбираться с тем, почему никого нет поблизости не стал, сейчас мне не до этого, мне бы, перед смертью, найти ту рану, от которой я, вот вот умру. Проделав нехитрый осмотр собственного тела, убедился, нет на нём ни то что бы какой нибудь мало мальской раны, а даже капли крови на одежде не наблюдается. И что тогда это было, отчего у меня в груди вдруг стало так резко холодно, перед тем, как свалился? Не с перепугу же я упал на землю, как подкошенный? Хотя, если посмотреть, чего делается вокруг, то мог и от этого обняться с землёй, бывалые люди рассказывали, что в первом бою и не такое бывает.

Разбираться с тем, что со мной случилось, вот прямо сейчас, думаю не стоит, оставлю это на потом, я всё таки валяюсь в открытом поле, где ещё совсем недавно, достаточно сильно стреляли, а может даже и до сих пор продолжают это делать. Если я не слышу ничего, это совсем не значит, что вокруг совсем ничего не происходит.

Приподнялся на локтях и взглянул на хутор, откуда по нам вели беглую стрельбу. Дома на месте, движения людей, точно так же, как и во время моего краткого забега, не наблюдается. Перевёл взгляд чуть ближе, тоже ничего нет, кроме нагромождения земли, образовавшегося, скорее всего, от взрыва. Странно, может быть наши погнали турок дальше?

Прежде чем делать окончательный вывод, о создавшейся ситуации, решил, что не мешало бы посмотреть, чего происходит сзади и по бокам. Взглянуть назад не успел, сквозь шум в ушах расслышал доносившийся, слева от меня, характерный для пострадавшего, стон. Не долго раздумывая двинулся в ту сторону, раненые в этом месте могут быть только наши, надо помочь попавшему в беду человеку, сам ещё совсем недавно считал себя таковым. Проползти по распаханному взрывами полю сумел всего несколько метров и снова ощутил в груди непонятный холод. По началу не обратил на него особого внимания, был он слабым и больше напоминал свежий ветерок, от которого в таком месте даже приятнее становится. Подумал, что это может быть остаточные явления, от предыдущего приступа, дают о себе знать таким образом. Но ещё через пару метров озноб стал сильнее, а вскоре ледяные иглы буквально пронзили моё тело насквозь. Я был не в состоянии сделать ни единого вдоха, но сумел перевернуться на спину, крутануться на месте и отталкиваясь ногами отполз немного назад, где смог хотя бы как то дышать. Вернулся на место, где застал меня взрыв и там, холод, пронизывающий все мои внутренности, снова исчез.

— Что за хрень? — прошипел я, продолжая дышать, словно рыба, выброшенная на берег. — Может у меня опять помешательство рассудка, на почве непонятного ранения?

Отлежавшись и придя в чувство, но так и не разобравшись с тем, что же со мной происходит, попытался отползти, ну хотя бы назад, даже не разглядев толком, чего там творится. Прополз метра два, всё нормально, ещё два, снова ничего. Что же за ерунда, тогда со мной до этого была? Повернул туда, где слышал стон и снова ощутил внутри холод, правда не такой сильный, как до этого. Остановился и прополз по направлению к лесу ещё метров пять, а потом опять повернул к раненому. Ничего не происходит, ползу себе, как ни в чём не бывало, дальше. И что бы это всё значило?

Раненый был мне не знаком, скорее всего он не из нашей сотни, но разве это что то может изменить, в нашем с ним положении. Ему хреново и причём, как я вижу, очень, а у меня всё слава богу в порядке и я могу ему помочь, поэтому надо срочно хватать парня, и тащить его к своим. Сам я, в таком деле, как оказание помощи раненым, ничего не понимаю, не учили нас этому. Но делать то всё равно чего то надо. Приподнял мужика, кое как закинул его себе на спину, взял в одну руку его оружие, в другую своё и пополз в сторону леса. Метров десять всё было нормально, но потом, когда свернул вправо, пытаясь обогнуть препятствии, в виде здоровенной кочки, снова ощутил ледяной холод в груди. Пришлось задом пятится и обходить бугорок слева, потому что только с этой стороны на моё состояние не оказывалось никакого воздействия.

Когда мы с раненым добровольцем достигли леса, был я мокрый словно мышь, после купания в ледяной речке. Но это не помешало дотащить, так и продолжавшего изредка стонать солдата, до ближайших кустов, где нас наконец то заметили наши и несколько человек из них помогли мне доставить его к санитарам.

Люди, стоявшие рядом и разглядывающие меня, были мне не знакомы, стало быть выполз я в расположение остатков второй сотни.

— А пятая сотня далеко? — спросил я у одного из бойцов, одновременно с этим приводя форму в порядок.