Совсем давно, когда я был ещё неотесанным учеником, классу дали задание по остановке внутреннего диалога. И, пожалуй, только такая бестолочь, какую я в те времена из себя представлял, могла совершить столь грандиозную ошибку.
Кстати, может отсюда и брала начало моя дотошность в трактовке значений слов, но мне никто не объяснял, что помимо «диалога» существовало ещё и понятие «монолог»!
Как результат, я думал, что задание предполагало не прерывание задушевного разговора самого себя с самим же собой, а в принципе требовало отключение любого голоса. Я изводил и изнурял свой мозг. Однако за долгое время смог добиться лишь около пяти минут полной тишины в голове. Ни о чём, если вспомнить, что по словам учителя жить в состоянии без внутреннего диалога стоило всё время. Кроме того, тревожило меня и обстоятельство, что никаких положительных тенденций в ходе практики я у себя не отметил. Скорее, приходилось делать заключение, что несмотря на то, что восприятие усиливалось, в остальном моё развитие тормозилось. Так что, по итогу, в какой-то момент я поделился своими соображениями с Эветтой, и она, хихикая, объяснила мне наконец-то разницу между «диалогом» и «монологом». Но не особо полезный навык по остановке всей мыслительной деятельности я сохранил на всю жизнь. И конкретно сейчас и применил его.
— Это было глупо, — произнёс я вслух и расхохотался во весь голос.
Серьёзно! Если Ужасу Глубин хотелось подловить меня на моих страхах, то стоило соединить их. А так я прекрасно проанализировал ситуацию.
За всё время моего отключенного мыслительного процесса ничего не происходило. Элдри так и стояла в той же позе, готовясь вот-вот зарыдать. Маски Тьмы по-прежнему кружились в водовороте, но выжидательно молчали. Словно бы некто поставил на паузу компьютерную игру.
…Пожалуй, это не очень хорошее сравнение. Пусть будет лучше так. Сценарист, которым являлся мой собственный мозг, просто-напросто перестал писать текст, и актёры не знали, что им делать дальше.
Едва я приобрёл восприятие нереальности происходящего, как страх покинул меня. И Элдри, и Хозяева тут же исчезли. Вокруг остались только непроглядная темнота и неприятное осознание, что мне крайне не нравится бояться того, чего я оказывается боялся.
С чего мне до сердечного приступа переживать из-за потери раздражающей девчонки?! Бред какой-то!
Сделав твёрдое умозаключение, что этот страх Ужас Глубин подобрал как-то неверно, я решительно двинулся вперёд, хотя стоило бы идти поаккуратнее. Всего через десятка три шагов произошло очередное подворачивание ноги. И оно основательно вывело меня из себя. Нервы и так были на пределе, а тут ещё и новое свинство!
Я зло фыркнул разбитым носом, бессовестно уселся на пятую точку, схватил себя за разболевшуюся щиколотку и постарался усилить свечение магического фонарика, насколько это вообще было для меня возможно… как если бы до этого, я и не старался провернуть тоже самое с десяток раз!
— А-а-а! — громко и отчаянно завопил я во весь голос.
Однако, хочу заметить, причиной моего крика стала не слабость характера. Нет. Всё произошло из-за внезапно появившихся передо мной мертвенно бледных зрачков трупоеда. Как известно, существ этих отпугивали громкие звуки. Закричать было проще, чем запоздало выхватывать меч. Но и оружие я благоразумно попытался вытащить, когда стремительно вскочил на ноги. Трупоед тем временем, а им оказался щуплый гном, шустро юркнул в сторонку. Уж не знаю чем и какому магу мог насолить этот бедолага, но умер он совсем недавно, потому что ещё сохранял остатки разума.
Обычно трупоедами становились «проклятые». Когда магу мало было, чтобы некто просто умер (пусть даже и умирал мучительно), он не давал уйти эфемерному сознанию (которое неверно можно обозвать душой), насильно привязывая его к безжизненной плоти. В результате за умершим сохранялся частичный контроль над начинающим разлагаться телом. Только частичный, потому что «душа» рвалась в положенное ей небытие. Однако память и понимание всего происходящего оставались полноценными. Правда, при этом на них невероятным образом влияли новые инстинкты самосохранения. Чтобы поддерживать гниющее тело трупоед, несмотря на своё название, не ел ничьих трупов. Он убивал живых, предпочтительно своего вида, и таким образом заменял окончательно протухшие «детали» организма. И чем дольше продолжалась подобная «нежизнь», тем больше трупоеда охватывало безумие.
— Убей меня, убей меня! — начал умолять мёртвый гном, при этом алчно облизывая рот языком.
Ох! Как я был бы рад исполнить его просьбу! Но взмах моего меча опередило иное оружие. В тело трупоеда воткнулся трезубец и превратил его грудную клетку в месиво всего одним проворотом.
Я крайне медленно обернулся, ощущая пренеприятнейшее головокружение. Из огня да в полымя, как говорится. Передо мной стоял представитель одной из древнейших рас. Это было существо вполовину выше меня. И больше всего оно напоминало гуманоидноподобного хвостатого мускулистого ящера. У него была отливающая мягким синим цветом чешуя, прикрытая в районе паха набедренной повязкой, да мудрые, глубоко посаженные глаза.
Существо вытащило трезубец из тела трупоеда ловким движением и прижало палец к своим губам. Я понятливо кивнул. Если трезубец вонзался в каждого нарушителя тишины, то я был готов молчать вечность! А затем ящер поманил меня за собой. И я на цыпочках тишайше последовал за ним, благо в лапах у того появился (вот уж вопрос откуда!) электрический фонарь.
— Здесь плохое место для разговоров, тонкокожий, — через некоторое время, останавливаясь, с шипением произнёс на райданрунском ящер. Слова он произносил медленно, совершенно безэмоционально и тягуче. — Согласен ли ты говорить со мной здесь?
Сказать по чести, местность вокруг и правда мало подходила для беседы. Мы стояли на краю выступающего из камня узкого ржавого моста. Другой его конец моё зрение едва различало, но зато отчётливо видело упавшую центральную часть. Она лежала глубоко внизу на мягко светящихся синим светом глыбах вечного магического льда, пленившего древних свирепых тварей. Скалящиеся угловатые морды двух огромных драконов, оказавшихся взаперти темницы вечности, бдительно следили за обстановкой. И хотя их глаза неподвижно замерли, они излучали бесконечную злобу и всё равно казались живыми.