Герой на подработке. Без царя в голове

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ладно тебе хамить на ровном месте! Может, в дом? Выпьем чего погорячее, ты мне подробности расскажешь, а я на досуге покумекаю?

Мне не хотелось ни пить с ним «чего погорячее», ни «кумекать» о чём-либо, но я согласно кивнул головой.

— Да. Давай.

Я поднял Элдри на руки и понёс в хату старосты, как вдруг начавшие расходиться зрители замерли и удивлённо уставились на что-то позади меня. Я обернулся. Оказывается, к Морошкам кто-то подъезжал. Ещё один всадник.

— Этого, бать, тоже привечать будешь? — с усмешкой вопросил мужик, который, как я уже знал, являлся младшим сыном старосты.

— А тебе-то что, Зрыня? Чай не с твоих харчей кормлю.

— Да я думаю дай напомню, что у тебя хатка-то обычная, а не теремок сказочный. Всех, кого дорога принесла, не пригреешь.

Вот и стало понятно, почему отдельный дом срубили именно младшему сыну.

Меж тем всадник добрался до нас, меся копытами слякоть от растаявшего снега. Был он невысокого роста, лопоух и узок в плечах, как подросток. Да и щуплостью обладал такой же. Однако одет был в добротный камзол, какие зажиточные крестьяне носят по праздникам, а лицо его казалось чванливым. Он свысока в знак приветствия кивнул головой Егре и уехал, не сказав ни слова.

— Это кузнеца Сыги последыш, — посчитал нужным сообщить староста. — Как папаша его куды уезжать, так он прямиком в Подранки к тамошней Анке под окнами петухом ходить. Надеется, что выйдет что.

— Если так старается, то что-нибудь и выйдет, — сделал свой вывод я, но мужичок только хохотнул:

— Да где ж выйдет? Нет, милсдарь маг, отец ейный названный настрого в вере дом свой держит. Анка же дочь послушная, от любого искуса чурается. Всё богу молится. Если б что супротив родительской воли и сделала, так в храм служить ушла. И хорошо бы то для неё было, но что поделаешь? Дорога туда для девки одинокой да красивой опасная больно.

— Хм. Правда девка красивая? — заинтересовался Арнео.

— Красивая не то слово. А ещё работящая, кружевница хорошая. Задорого её труды в ярмарочный день идут… Жаль только, что семнадцатый годок ей, а она единственного жениха на всю округу по завету дядьки своего прочь отсылает. И какого. Богатый ведь. А совсем немного и не поедет ни один молодец. Кто после двадцати девку сватать станет да ещё из гиблых Подранок?

— Надо спасать. Надо замуж выдавать.

— За кого? — тут же неподдельно заинтересовался я.

Для примера, в Морошках жило двадцать шесть человек. Софья с сыном-дурачком, шестеро сестёр, староста с женой, трое их сыновей с супругами да их десять детей разного возраста. Преобладало женское население. И так было по всему Диграстану. Чем ближе к югу, тем меньше в селениях было мужчин. Уходили молодые парни на ратные подвиги на север. С дикарями воевать уходили. От их набегов защищать родину желали. Хотелось им лихой жизни, лёгкой славы, доли лучшей, а не свататься ко всяким бесприданным девицам. Порой родители построже, вроде того же Егря, сыновей в кулаке держали да не отпускали. Но те чаще сбегали, чем оставались. Десятками сбегали. Ведь на солдатской службе и кормили, и одевали, и после каждого года службы денег отсчитывали. Такого под пятой отца не увидишь.

— Да как за кого? Она же для бога себя бережёт. Вот сам и подумай.

— У тебя знакомый холостой бог на примете есть?

— Нет.