- Почему что?
- Почему Майкл? Неужели все дело в бабках?
- Дурак ты, Петр. Так и не вырос из коротких дворовых штанишек.
«Дворовые штанишки» - один в один выражение Валицкой. Интересно, кто кого научил.
- У тебя были варианты в родном мире.
- Варианты? – девушка грустно улыбается. – Местный бизнесмен Сергей Степанович, этот обрюзгший бандюган, которого не сегодня-завтра пристрелят? Виктор Павлович, нефтяной магнат из столицы, меняющий молоденьких девушек как перчатки? Воронов, очнись, неужели не видишь разницы между захудалым провинциальным мирком и развитыми цивилизациями?
- Банальные бабки, - эхом отдается пустота внутри.
- А что не банально в этом мире, любовь? Куда уйдут чувства, когда у возлюбленной начнут появляться морщины, обвиснет попа и грудь, появится варикоз и целлюлит на ляжках? Куда денется твоя дружба, когда пройдут годы, и разбежитесь по своим конурам? Будете собираться раз в полгода, чтобы поностальгировать за кружечкой пива? Бытовуха, Воронов! Этим миром правит банальная бытовуха. Подъем в шесть утра, поездка на работу, сопливы дети и осточертевшие углы в маленькой квартирке, о которые постоянно бьешься. Вот она - жизнь, большая часть твоей жизни: работать рабом на галере, и видеть надежду в коротких выходных. Я может так не хочу, я может счастья хочу для себя и своих детей. Не считать крохи до зарплаты, не думать постоянно, что могу себе позволить, а на что стоит отложить.
- Ты хоть его любишь?
- Воронов-Воронов… не исправим. Слово любовь придумали романисты в далеком восемнадцатом веке - термин, не имеющий ничего общего с реальной жизнью. Мне хорошо и комфортно с Майклом, а большего и не надо. Совсем скоро я стану полноценной гражданкой Шестимирья, и дети мои родятся в лучшем мире, - на миг Кормухина замолчала, взгляд приобрел остроту. Наблюдаю, как тонкие дуги бровей медленно, но верно опускаются вниз. – Воронов, и только попробуй испортить. Если по твоей милости мой брак развалиться или Майкла убьют, я тебя из-под земли достану.
Охотно верю: Кормухина, она такая, она жизнь свою положит, но обещание выполнит, словно хищница, защищающая слепо тыкающихся тигрят в мамкину грудь. Пока еще не родившихся, но явно намеченных в ближайшие планы.
- Не будет ничего твоему Майклу, успокойся. За имущество не ручаюсь, а вот за жизнь и здоровье могу обещать.
- А большего и не надо, - Кормухина выглядит довольной. – А теперь помоги подняться.
- Обойдешься, - галантно улыбаюсь в ответ. – Ноги длинные, сама встанешь.
Девушка нисколько не удивляется такому ответу: легко поднимается и начинает отряхивать юбку от налипшей травы. Делает это, нисколько не смущаясь: бесстыдно задирая края, демонстрируя нижнее белье и упругие ягодицы. Я знал, что она не играет, ей действительно было плевать на меня, как плевать на пустое место.
Обидеться бы, разозлиться, но внутри ничего не осталось - сплошно вакуум. Сидел, смотрел вперед бездумным взглядом, сквозь стройные загорелые ноги, сквозь ровные стволы деревьев. Смотрел и ничего не видел.
- Картина маэстро уцелела? – послышался голос откуда-то издалека.
Говорить совершенно не хотелось, поэтому автоматически киваю головой.
- Хотя что эта картина. Тебе дай сто миллионов, толку не будет. Знаешь, Воронов, в чем заключается разница между тобой и Майклом? Он взрослый мужчина, он думает о будущем, планирует наперед, а ты как был беспутным мальчишкой, так им и остался. И боюсь, ничего тебя не исправит. Сколько всего натворил за последние годы и сколько еще натворишь. Не удивлюсь, если однажды утром прочитаю некролог на твое именя. Дурачок ты… Милый, хороший, но дурачок, - девушка склонилась над моей головой. Острый запах парфюма резко бьет в ноздри – неприятный, излишне приторный, после которого непременно хочется помыться, дабы избавится от липкого налета. Чувствую макушкой легкое прикосновение губ.
- Береги себя, Петр, и прощай.