Кель. Девочка-убийца влюбилась

22
18
20
22
24
26
28
30

Он сделал ещё шаг назад, обернулся и увидел живую цепь с другой стороны.

Это были ОМОНовцы – может, те, которых он видел на грузовике, может другие. Они все были на одно лицо – бронежилеты, дубинки и прозрачные пластиковые щиты с чёрной окантовкой. Сзади шёл человек с мегафоном и орал неразборчиво.

Барсучонок отступил в арку. Автобус не отпускал. Он был совсем рядом, и салон горел уютным, апельсиново-жёлтым цветом. Хотелось верить, что всё обойдётся – сейчас будет небольшая свалка, а когда закончат, автобус поедет дальше. Барсучонок отошёл вбок, присмотрелся, на месте ли водитель – и тут два ряда схлестнулись.

Митингующие бросились первыми. Когда до пластиковой стены оставалось пять метров, они обрушились на неё, словно камнепад.

Засвистели цепи, заработали дубинки. Буквально в пяти шагах от Барсучонка человек в шапке и клетчатом шарфе побежал на крайнего ОМОНовца. Тот поднял щит, махнул дубинкой – но человек с клетчатый шарфом вдруг замер и дубинка рассекла воздух. А клетчатый прыгнул – и обоими руками повис на щите.

Крепкий, но гибкий пластик поддался – и изогнулся, словно был картонным.

ОМОНовец замахнулся снова, но не успел. Клетчатый отпустил край щита и щит щёлкнул ОМОНовца прямо по прозрачному забралу. Забрало полетело ко всем чертям, сам он рухнул на землю, лицо перечеркнула кровавая полоса. Клетчатый перескочил тело и начал остервенело лупить его ногами.

На помощь упавшему бросился ещё один. Он врезал клетчатому дубинкой, попытался оттолкнуть его – но тут шею ОМОНовца захлестнула велосипедная цепь и утащила обратно в толпу.

Щёлкали щиты, голосили раненые. Откуда-то из эпицентра свалки послышался треск и хлопок – видимо, щит попался бракованный и разломился.

Каски катились по асфальту, словно отрубленные головы.

Толпа в балаклавах подалась назад. Так прогибается гамак под телом сытого аборигена. А потом Барсучонок различил знакомый запах и понял, что сейчас будет самое страшное.

То тут, то там в толпе загорались красные огоньки. Вот один огонёк полетел – медленно, как тяжёлый майский жук и звонко врезался в каску.

ОМОНовец заполыхал живым факелом. Махнул пару раз дубинкой, потом бросил её вместе со щитом и побежал назад, тщетно пытаясь стряхнуть липкое пламя. Трое ещё не загоревшийся схватили его и потащили прочь, под ударами и плевками. Подошвы хрупали по битому стеклу, а над ними взлетали всё новые огоньки, падали – и загорались огненными лужами.

Тёмные окна домов равнодушно взирали на побоище. Жители усердно делали вид, что их нет дома. По улице полз колючий бензиновый дым.

После нескольких попаданий ОМОНовцы словно озверели. Поредевшая цепь молотила толпу, словно машина и опять теснила её прочь, за автобус и остановку. Взлетели и бессмысленно рухнули ещё три огненные бутылки.

Казалось, сейчас всё и закончится.

И вот в тот самый момент, когда толпу в балаклавах уже сбросили с тротуара и сгоняли в кучу на мостовой, в воздухе щёлкнуло невидимое реле и голоса с площади стали вдруг чёткими и громкими.

– НАРОД ЗДЕСЬ, – провозглашал очередной оратор. Голос был смутно знакомый, – НАРОД С НАМИ! НАРОД ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ОН ХОЧЕТ!

А потом автобус взорвался.

И это был настоящий БА-БАХ.