Одни ножны пусты, вторые – кортик – и начала пилить, то и дело задевая запястья. Вспышка впереди была особенно яркой – полоса света мелькнула в воздухе с низким гудением – Лейле раскручивает энергетический хлыст.
Песок был везде – во рту, в волосах, глаза слезились, лицо стягивала корочка. Шекки методично собирали жатву – отцепляли по одиночке каждого, кто оказался вне круга, вели, и ломали, подбрасывая в воздух, как будто не чувствуя силы плетений… но я знала, что это не так. Теперь – знала.
Я пилила, стирая руки в кровь, путы поддавались, пока наконец не спали совсем – мгновение и я свободна.
Виски внезапно сжало обручем.
«Убить. Убить. Убить. Убить».
Тело ломало и корежило, требуя подчиниться и атаковать купол – мы снова были мы, и снова не было – я…
Последним рывком, перед тем, как раствориться в чужих ощущениях, я взмахнула кортиком, и вонзила себе в ногу, не метя, туда, куда попала, и провернула раз… два…
Шекки яростно взревели вместе со мной.
Я тряхнула головой, как райхарец, и, стиснув зубы, рывком, вытащила нож из бедра, и свалилась набок.
Я купалась в боли, сконцентрировавшись только на одном ощущении – пульсации в бедре, я оборачивала боль вокруг себя, куталась в нее, как в кокон, использовала, как щит, выстраивая защиту за защитой, пока ощущения присутствия от шекков не стали бледнеть, а чужой «Зов» стих, как будто отрезанный пеленой.
Вспышки плетения и артефактов ослепляли, охрана лихорадочно выплетала плетения за плетениями, старуха чаровала что-то, встав в полный рост, тени шекков черными молниями метались между фигурами, но нападение не увенчалось успехом – мы были слишком быстры для них.
Откатившись за труп, я стянула все кольца с рук, какие нашла.
Разряжено, разряжено, разряжено. Всего один артефакт и тот защитный – бесполезен, камень уже треснул.