После этих слов я провалился в черноту. Ни звуков, ни видений, ни ощущений. Лишь смерть вокруг, печаль, скорбь, боль от утраты. Опять. И опять. И опять.
Арси схватила рацию и дрожащим голосом радировала:
— Кейн! Они запускают ракету в Аахен! Слышишь? РАКЕТА В ААХЕН! — орала она так, как я думал она не умеет орать.
Падальщики тут же ожили:
— Что?
— Какого черта?
— Кейн! Они нашли лабораторию! Они вот-вот разметут ее в пыль! — кричала Божена.
— О господи.
— Как же они заколебали!
— Может, да ну их всех тут? Пусть их растерзают на части, а?
После слов Фунчозы глаза диспетчеров округлились. Божена подпрыгнула к Роберту, и теперь уже она прижимала его к столу и избивала. К ней кинулись диспетчера и стали стягивать ее с парня. Но она упиралась и, должен отметить, демонстрировала небывалую силу под действием адреналина.
Впервые за день мне захотелось к ней присоединиться. На какой-то момент я потерял всякое желание продолжать защищать людей. Я больше не видел в них невинность, видел лишь коварство и алчность. Я превратился в самое худшее, чем может оказаться мутант — врага людей.
Нельзя. Нельзя этому поддаваться. Это все вирус. Он пытается развести нас по разным углам, посеять вражду. Ему это уже удалось, и то, что происходит сейчас в Нойштадте — яркий тому пример. Нельзя, чтобы он продолжал манипулировать нами.
Я оттащил разъяренную Божену от Роберта и снова обернулся к нему.
— Думай, черт тебя дери! Что нам делать? — кричал я.
Божена позади нас материлась, избивала сдерживающих ее диспетчеров, Арси же выжидательно смотрела на нас, не покидая пьедестала главного диспетчера.
— Нужно прервать запуск… — Роберт наконец начал соображать.
— Хорошо. Уже очень хорошо. Как? — подбадривал я.
— Любой запуск ракеты производится с запрограммированным двадцатиминутным обратным отсчетом на случай необходимости прервать запуск. Но я не знаю, как это делать. Возможно, если бы в пусковом штабе был кто-то из нас и транслировал нам сигнал оттуда, мы смогли вкопаться в систему…
— Сколько человек отправил туда Триггер?