— Поэтому ты так рвёшься к власти? Что больше никогда ничего не терять и иметь возможность отстоять своё право? Думаешь она тебе это даст? Что после этого всё плохое для тебя закончится?
— В будущем, если представится возможность, мы это и прверим.
И Француз лишь хмыкнул, бросив на меня насмешливый взгляд. Он знал, что я хочу занять место Бурого. Чувствовал это, но не спешил препятствовать. Почему? Потому что трус? Или потому, что боится вновь потерять кого-то? Можно ли винить человека, который думает о себе в эгоизме? Ведь своя рубашка всегда ближе к телу, и жертвовать жизнью ради друзей… так говорят только те, кто ни разу с этим не сталкивался. Друзья становятся чужими людьми, и первое место займут лишь ты и родные тебе люди.
— У тебя есть импульс, Француз? — спросил я.
— С чего ты взял это?
— Каждый раз, когда ты начинаешь разговаривать, лезешь едва ли не в душу, и появляется желание прямо раскрыться тебе. Какое-то полное доверие, будто тебе можно доверить всё что угодно. Даже сейчас, я слишком много сказал тебе и ловлю себя на мысли, что хочу рассказать ещё.
— Это дар.
— Дар?
— Дар Хранительницы Мира.
— Я видел её, — кивнул я. — Женщина со статуей.
— Она одарила людей даром и дала им сил воспротивиться всем невзгодам.
— Рак мы так и не победили.
— Может это наказание, — пожал Француз плечами. — Наказание за то, что мы стали теми, кем стали.
— Тогда кто создал рак, если она дала дар?
— Спроси тех, кто в этом смыслит больше. Например, у жриц Хранительницы Жизни. Их храмы везде есть, даже здесь.
— Не видел ни разу, если честно.
— Видел японские храмы, где складывают ладоши вместе, молятся, дёргают за верёвки, ударяя в колокола? Он выглядит примерно схоже. Только архитектура не японская, внутри дома стоит статуя, к ногам которой надо бросать деньги. Там же можно помолиться.
— Верующий? — покосился я на него.
— Жена. Она не верит ни в Священный свет, ни в Христа, ни в Будду. Только в Хранительницу Мира.
Я поймал себя на мысли, что вновь разговариваю с Французом обо всём, будто ничего между нами и не происходило. От него буквально исходило это тепло, создающее доверительные отношения, из-за которых хотелось говорить, раскрывать душу и даже раскаиваться.