За гранью

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мы закрываемся, – сказал плечистый молодой продавец с кольцом в носу, делавшим его похожим на быка.

Без долгих разговоров он забрал чашку Томаса и принялся вытирать грязной тряпкой столешницу. Томас захлопнул дневник и поднялся. Выйдя в зал ожидания, он на ходу еще раз набрал номер Карла. В ухо снова забубнил надоевший автоответчик, и Томас на этот раз не стал оставлять сообщение. Взглянув на потолок, он увидел над головой высокие своды. Его поразила мысль, как похож вокзальный зал на храм Спасителя в Кристиансхавне. Не будучи специалистом в этой области, Томас узнавал в нем тот же готический стиль. Гроб Евы стоял в конце центрального нефа, у самого алтаря. Перламутрово-белый гроб, утопавший в цветах. Ближайшие родственники – родители Евы и двое ее старших братьев – сидели вместе с ним в первом ряду. Остальные обитатели Кристиансхавна сидели сзади или стояли под дождем у портала. Сотни совершенно незнакомых людей, узнавших об убийстве из сообщений в прессе, пришли выразить свои соболезнования. Он воспринимал всю церемонию как нечто нереальное, словно гроб перед алтарем был пустой. Словно Ева была не здесь, а где-то на работе или дома или ушла за продуктами в универсам на площади Кристиансхавн-торв. Он воспринимал все происходящее отстраненно, и люди, принимавшие участие в скорбных проводах его Евы, вызывали в нем тоскливое раздражение. Ему больше всего хотелось послать всех к чертям с их непрошеными соболезнованиями, потому что сам он не чувствовал тогда ничего. Ничего, кроме невыразимой и всепоглощающей опустошенности. Опустошенности, которая, как он вдруг понял сейчас под сводами Центрального вокзала, с тех пор разъедала его изнутри.

Руки Томаса непроизвольно затряслись, и он выронил блокнот. Он нагнулся и подобрал его с пола. Томаса охватил приступ панического страха, и он почувствовал, что покрывается холодным потом. Внезапно стало трудно дышать, и ему пришлось опереться рукой о скамейку, чтобы не упасть. Зал закружился перед глазами, и Томас тяжело опустился на сиденье. Он распахнул куртку и рывком расстегнул молнию на капюшоне. Он изо всех сил старался удержать слезы, но они вырвались с отрывистыми рыданиями. Он плакал навзрыд и не мог остановиться. Ему было неудобно, но он ничего не мог с собой поделать и дал волю слезам.

Через несколько минут припадок прошел, и Томасу стало легче. Глаза и горло все еще саднило. Сунув руку в карман, он достал телефон с установленной интернет-связью. После недолгих поисков он нашел адресный справочник частных лиц и ввел имя Карла Люгера. На весь Стокгольм тот оказался единственным носителем такого имени и фамилии. Томас набрал его домашний номер, значившийся по адресу в районе Мелархойден.

– Сусанна Люгер, – отозвался на другом конце тоненький женский голосок.

Томас быстро представился как датский коллега ее мужа и извинился за поздний звонок.

– Он сейчас дома?

– К сожалению, его нет, – ответила Сусанна. – Вы насчет традиционного обращения?

– Обращения? Простите, я что-то не понял.

– Обращения, с которым инспектор каждый год выступает перед полицейским собранием. После этого в собрании всегда бывает обед, так что они задерживаются на тризну, как у них шутят.

– Да, конечно же, обед! – поддакнул Томас. – Вот только я не могу вспомнить где?

– Собрание находится на Мюнтгатан, пять, – для Карла это вообще второй дом, он там, можно сказать, днюет и ночует, – весело ответила жена. – Вам надо добраться в Старый город на Брантингторгет, а там просто идите за людьми в форме.

– Спасибо вам за помощь!

– Не за что. Но вы что-то очень уж припозднились. Не боитесь опоздать?

– Такая уж моя судьба, – ответил он, насмешив собеседницу. – Еще раз спасибо.

57

Томас поднялся со скамейки. Несмотря на поздний час, жизнь в зале прибытия кипела, и он последовал за потоком пассажиров к центральному выходу. Был сильный снегопад, и на стоянке разобрали все машины. Наконец, продрогнув, он все же поймал такси и, назвав шоферу адрес, сел на заднее сиденье. Когда они миновали Нурмальм и выехали на мост Васабрун, ведущий в Старый город, Томас вынул из кармана куртки Машин дневник. Он посмотрел на первую, пожелтевшую страничку, на которой детским почерком Маша вывела свое имя. Читать ее дневник было невыносимо тяжело, и Томасу даже не хотелось приниматься за последние страницы. Но он чувствовал, что обязан это сделать хотя бы ради того, чтобы проверить, нет ли там новых улик против Славроса и не найдется ли какого-нибудь указания на то, что сталось с девушкой.

Томас прочел рассказ о посещении Гиены, как тот ощупал Машу и сообщил, что скоро она будет готова. Ужас, который она описывала, мешал Томасу думать рационально, но он был вынужден трезво оценивать факты, которые содержались на этих страницах. Сначала место подозреваемого в его представлении занимал Славрос. Однако, несмотря на всю его жестокость, записи Маши снимали с него обвинение в этих убийствах. Если Человек-Гиена, как говорила девушка из подвала, забрал Машу несколько дней тому назад, то ее тело, по всей вероятности, должно было выплыть скоро на какой-нибудь свалке в районе Юльста. Надо будет убедить Карла, чтобы он задействовал больше людей и распространил наблюдение за другими свалками в окрестностях Стокгольма. Тем временем можно попробовать установить номер автомобиля, о котором упомянула Маша. Эта задача не так уж сложна, учитывая, что черных «мерседесов» семидесятых годов, предположительно зарегистрированных в Швеции, вероятно, найдется не так уж много. Должно быть, их осталось меньше сотни, а скорее всего, не более двух десятков.

– Придется ехать в объезд, – сказал шофер, когда они очутились в Старом городе.

– А что? – рассеянно переспросил Томас, оторвавшись от тетрадки.