Прощённые долги

– Да, не мешало бы. – Озирский попробовал приподняться.

Он густо зарос, щёки глубоко ввалились. Глаза сделались ещё больше, чем были всегда, а ресницы и упавшие на лоб волос слиплись.

Филипп и Всеволод переглянулись, ничего пока не понимая. Одного из них Озирский признал сразу, другого же словно вычеркнул из своей жизни.

Тим, не оборачиваясь, спросил:

– Ну как, живой? Порядок?

– Да живой он, живой! – растерянно сказал Филипп. – Только не понимаю, почему так странно себя ведёт. Наверное, видеть меня не может после всего. Севку-то, вон, сразу узнал…

Грачёв тем временем открыл окно, помог Андрею сесть. На груди Озирского ярко белел марлевый треугольник, закреплённый полосками лейкопластыря. Снизу, до пояса, Андрей был прикрыт байковым одеялом.

– Голова не кружится? Можешь сидеть? – Грачёв довольно-таки глупо хихикал, но ничего не мог с собой поделать.

– Да могу, могу, успокойся! – Андрей глубоко дышал, оглядывался и никак не мог узнать эту машину. Но глаза его уже смеялись, и болезненный туман в зрачках быстро таял. – Ещё ночь, что ли? Который час?

– Без двадцати четыре. Скоро утро. – Готтхильф взял Андрея за руку. – Давай, я тебе хоть кисти обработаю, чтобы ты ими никого не пугал. Потерпи ещё немного.

Андрей позволил делать со своими руками всё, что заблагорассудится, но по имени Готтхильфа не называл и вообще старался на него не смотреть.

– А банда где? – Озирский всё искал глазами кого-то. – Элеонора, Мамедов, Татарин…

– На том свете, – коротко ответил Всеволод. – Ты курить хочешь? Не вредно ему это будет, а, Филипп?

– Ничего, пусть курит, если тянет. Ты что, обиделся на меня, Андрей? – Готтхильф всё-таки хотел выяснить отношения. – Я не виноват в том, что мой препарат проверяли на тебе. Со мной такого уговора не было.

Грачёв помог Озирскому зажечь сигарету. Тот жадно затянулся, пытаясь разобраться в окружающей обстановке. Потом увидел, что по-прежнему раздет, только прикрыт одеялом, но уже не забрызган кровью. Почувствовав неловкость, он повертел головой, будто бы надеясь увидеть где-то свои вещи.

– А барахло моё где? – спросил Андрей немного погодя. – Чего это я голяком тут сижу?

– Всё в багажнике, не волнуйся. – Всеволод достал ещё одно одеяло. – Пока вот это накинь, если холодно.

Филипп вдруг понял, в чём дело. Набросив на плечи Озирского шерстяной плед, он осторожно заглянул в лицо спасённому им уже во второй раз человеку.

– Андрей, я тебе не кажусь. Ты этого боишься? Так вот, знай – ты действительно свободен. Всё происходит наяву. Мы успели вовремя.

– Серьёзно? – Андрей, по своему обыкновению, озорно улыбнулся. – Но всё-таки я тебя пока узнавать не буду.