Время «Ч»

22
18
20
22
24
26
28
30

Поскольку лифт был занят. Арина через ступеньку припустила вверх. Выплёвывая набившиеся в рот волосы, она припала лбом к стене и некоторое время отдыхала. Потом, найдя нужную квартиру, нажала на кнопку звонка, молясь всем угодникам, чтобы кто-нибудь оказался дома.

Молитва была услышана, потому что за дверью раздались шаги. Потом грудной женский голос спросил:

– Кто там?

– Мария Георгиевна, вы меня не знаете… Мне Андрей очень нужен. Откройте, пожалуйста! Он должен был сегодня со мной встретиться…

Арина успела подумать, что мать Андрея может ей и не открыть. Человек незнакомый, дома, наверное, дети – мало ли, что может случиться? Но Арина ошиблась, потому что один за другим защёлкали замки, потом открылась дверь. Наверное, Мария привыкла к таким визитам – агентура у её сына была обширная.

На пороге появилась удивительно красивая, несмотря на усталый вид, женщина. Мать Андрея куталась в пуховый платок, хотя на улице было тепло, и Арина жалела, что оделась в шерсть. Мария Георгиевна оказалась настоящей генеральской дочерью – в своей белой, с кружевом, блузке и тёмной юбке до середины икры. Широкий лакированный ремень с массивной пряжкой плотно обхватывал её тонкую, даже без корсета, талию.

Арина виновато улыбнулась, увидев эту величественную даму, и опустила голову.

– Простите меня, нахалку, но дело очень срочное. Андрей дома?

– Он вскоре должен прийти, – ответила мать Озирского и дотронулась до дрожащей Арининой руки, сжимающей ремень сумки. – Проходите, девушка! – Она посторонилась. – Вы чем-то расстроены? Как вас зовут?

Арина назвала имя и девичью фамилию. Успокоенная видом и голосом хозяйки, она наконец-то разжала пальцы, и сумка упала на подзеркальник.

Мария Георгиевна встревоженно спросила:

– Ира, вы нездоровы? Проходите на кухню. В одной комнате внучка спит, в другой не прибрано. Лёля простыла на даче, почти всё время плачет. Ей трудно дышать носом – гайморит…

Арина вспомнила про испорченный дымоход на даче – Андрей вскользь упомянул об этом тогда, в ночь на понедельник. Она тогда спросила, один ли Озирский сейчас живёт в квартире. Оказывается, его матери и детям стало опасно находиться на даче, и они вернулись домой.

– Я понимаю, что вам трудно одной с детьми, – горячо сказала Арина. – Может быть, нужны какие-нибудь продукты, лекарства? Я бы могла…

– Что вы, мне ничего не нужно! – запротестовала Мария. – Проходите на кухню, садитесь за стол. Я сейчас чай поставлю. Вы вся дрожите. Что с вами? Кто-нибудь напугал?

– Я не понимаю, как вас-то ещё не напугали! – Арина прижала холодные ладони к горячим щекам. Мать Андрея зажгла газ под стоящим на конфорке чайником. – Какое-то безумие на улицах, остервенение. Танков и войск нет, но все только о них и говорят. Запасают арматуру, камни, наверное, даже бутылки с горючей смесью – а врага не видно. Это становится похоже на паранойю…

– Ничего, сейчас вы в безопасности! – Мария положила руку на запястье Арины. – Сын обещал заехать около семи, а потом опять куда-то сорвётся. Но я уже привыкла к его режиму и всё время держу горячий обед под куклой. – Озирская указала на стол-тумбу. Там на кастрюле, как на троне, сидела ватная черноволосая купчиха.

– Андрей ко мне собирался, но я приехала сама. Так будет безопаснее для нас обоих. – Арина, вспомнив о чём-то, юркнула в прихожую, откуда вернулась с пластиковым пакетом. – Вот, возьмите. Тут коньяк, конфеты, печенье разное…

– Ира, вы с ума сошли! – всполошилась Мария. – «Наполеон»! Это же баснословно дорого стоит! Я не могу принять такой подарок. – Мать Озирского даже побледнела и спрятала руки за спину.

– Берите, иначе я обижусь! – резко сказала Арина. – Коньяк может долго храниться – и до Нового года, и после. То же самое и конфеты. Пусть дети печенья покушают – сейчас с продуктами напряжёнка. – Гостья снова уселась на табуретку. – Я не привыкла приходить с пустыми руками.