Время «Ч»

22
18
20
22
24
26
28
30

Саша расстегнул «молнию» на куртке, снял её и подставил лицо влажному тёплому ветру.

– Я ещё надеюсь выпроситься у своего начальства, – предупредил Вершинин. – По-моему, задержать крупную партию оружия важнее, чем сражаться тут с ветряными мельницами.

– Андрей, ты как? Будешь с нами ночью? – спросил Всеволод. – Ведь у тебя ещё отпуск не кончился.

Его насторожило усталое, хмурое выражение лица друга. Взгляд огромных, влажных глаз Озирского был отсутствующим, равнодушным.

– Мне бы очень этого хотелось, – после небольшой паузы отозвался он. – Но, как оказалось, опять всплыло дело о том подохшем рэкетире. Помнишь? Ну, которого я нечаянно замочил. Хоть кругом и кавардак, а про это немедленно вспомнили. Как только освобожусь, подъеду на Предпортовую.

– Им чего, делать нечего? – удивился Грачёв. Он выстукивал дробь носком ботинка по ступеньке, потому что очень волновался. – Хотят врагов побольше найти? Выявить все преступления кровавого режима? Я сказу сказал, что не так уж плохи дела у демократических властей, иначе они бы сейчас вытряхивали дерьмо из порток…

– Андрей, твой агент в безопасности? – забеспокоился Минц, сильно расстроенный из-за царящего вокруг психоза. – Ты не насторожил наших «друзей»?

– Я не Господь Бог. Откуда мне знать наверняка? Старался, во всяком случае, не насторожить. Влад! – повернулся Озирский к Вершинину, – потолкай своего шефа. Что тут, без тебя не обойдутся? Слишком много актёров для одного бездарного спектакля. А агент в безопасности, Сашок, так что успокойся. – Андрей, как всегда, пихнул Минца локтём. – Вы когда будете на месте?

– С двенадцати ночи. Может быть, даже раньше. Туда с Литейного машина пойдёт, «уазик». Заедем в шестьдесят восьмое отделение, известим ГАИ, – сказал Минц. – А после всего – на станцию.

– Транспортная милиция в курсе, – добавил Грачёв. – Мы с Тенгизом лично туда звонили. Они тоже помогут, в случае чего. Если, конечно, их не пошлют за правду бороться…

– Я всё-таки попробую дозвониться до своего начальства, – сказал Вершинин и скрылся за дверью телецентра.

* * *

Почти сразу же после того, как Владислав покинул компанию, с Кировского проспекта на улицу Чапыгина завернул голубой «Москвич» ИЖ-412, с российским флажком у лобового стекла. Сидящий за рулём бородатый длинноволосый парень что-то шепнул милиционеру. Тот пропустил его поближе к телецентру, но велел припарковаться на стоянке гостиницы «Дружба».

Патлатый водитель вылез из машины, запер её и направился к дому шесть, оставив в салоне своего пассажира – молодого человека с соломенными волосами, падающими на воротник широкой кожаной куртки. У него было бледное узкое лицо с тенью отрастающей щетины над верхней губой, а глаза скрывались за матовыми очками. Большими, но красивыми руками молодой человек достал из-за пазухи пачку сигарет «Бонд», дорогую зажигалку; не спеша закурил. Приятно пахнущий дымок потёк на улицу через щёлку над правым ветровым стеклом. Пассажир располагался на заднем сидении более чем скромного автомобиля, совершенно не подходящего для него.

Отсюда ему были хорошо видны люди на ступенях телецентра. Из-за полнейшей неразберихи, царившей в этот вечерний час около здания городского телерадиокомитета, Митя не сразу обратил внимания на знакомых ему мужчин. Прежде всего, он заинтересовался красивой блондинкой в мокром полупрозрачном платье. Она почему-то была босая, а модельные туфли держала в руке. В следующий миг Стеличек тихо ахнул – в одном из собеседников женщины он узнал Минца.

Сашенька опять толкал пламенную речь – как тогда, на суде. Он вытянул круто изогнутую, в россыпи смоляных завитков, шею из воротника импортной куртки. Точно так же, вздёргивая подбородок и опуская покатые плечи, прокурор Минц оглашал обвинение в суде. И девятнадцатилетнему подсудимому Стеличеку пришла безумная мысль когда-нибудь срубить эту небольшую, изящную голову с длинной шеи. Вот прямо так, топором.

Все годы в зоне Инопланетянин лелеял эту мечту, позабыв и о судьях, и о потерпевшем. Он помнил только Сашу, ненавидел его пламенно, всё время напоминал о нём дяде Веталю. Тот постарался восстановить справедливость в прошлом году, но не преуспел в этом – только сам попался и вскоре умер. Теперь же Дмитрий получил возможность как следует разглядеть своего главного врага.

«Ишь, в белых брючках! Опять втирает, падла… Треплись, треплись с бабой, котяра паршивый. Сегодня тебе всё равно не до нас. Когда же ты только женишься? Я ведь очень хочу твоё счастье порушить…»

Дмитрий ещё в зоне наметил для себя рубеж, за которым начнёт охотиться на Минца всерьёз. Горящему жаждой мести противнику было приятнее прикончить довольного жизнью отца семейства, а не неприкаянного повесу, каким Минц был сейчас.

Далее мысли Дмитрия потекли более спокойно, даже лениво. Он смотрел на Всеволода Грачёва и вспоминал, как зимой звонил ему из «Шереметьева-2», предлагал сотрудничество. Как раз во время обмена денег, когда столько всего случилось! Параши покойные, Иващуга с Жислиным, хотели его подставить. Пообещали, что не тронут семью Баринова. Если Митя возьмёт на себя опасную задачу. Он должен был звонить Грачёву, писать ему письма, слать белый лист. Думали таким образом обезопасить себя, но ничего не вышло. Дмитрий, не поставив их в известность, улетел в Прагу. А потом узнал, что оба беспредельщика убиты Грачёвым, практически вся группировка захвачена. Всеволод, впрочем, особо не радовался – он потерял сводного брата…

Сейчас Грачёв что-то возбуждённо говорил – то Минцу, то своей красотке, которая наконец-то обулась. Надев туфли, блондинка бесстыдно повисла у Севы на плече. Дмитрий жалел, что не слышит их разговора. Впрочем, о чём могли сейчас беседовать люди? Только о событиях последних дней – всё остальное отошло на задний план. Ну и отлично – сегодня выпал как раз тот шанс, о котором можно только мечтать. Не похоже, чтобы ребята собирались на задержание – слишком презентабельные у них куртки и костюмы. Да и не знают они ничего – Гюлиханов нет в живых.