Дефолт

Оксана, торопясь и нервничая, закрылась в ванной. Включила воду, сорвала с себя одежду, встала под душ. Меняла силу струи, пускала то холодную, то горячую, и ругала себя за то, что не выбралась ещё раз к массажистке. Достала из зеркального шкафчика гель, бритву, крем, а после – ореховое масло. Из замотанного сыщика Оксана превратилась в обольстительную наложницу, у которой не было иных желаний, кроме одного – умилостивить своего господина.

Она яростно смывала тяжкий рабочий пот, а после, не дыша, втирала в кожу благоухающее масло, переходя в качественно иное состояние. Теперь оставалось сделать макияж, испробовав в деле французский набор «Вечный поцелуй», а потом вдеть в уши тонкие кольца с бриллиантами. Оксана натянула кружевные чёрные трусики и такое же боди, а сверху – халатик из золотой сетки.

А после, закончив туалет, Оксана на цыпочках вышла из ванной, прокралась в гостиную, где её гость, включив видеомагнитофон, курил и пил кофе. Неслышно приблизившись, она обняла его сзади, и медленно спустилась на колени, чувствуя, как ковёр мягко щекочет кожу. Она была счастлива, потому что помнила – впереди у них ещё три часа.

* * *

– В чём заключаются наша проблема?

Оксана села за стол, а клиентка, полуармянка с русским именем, всхлипывала в кресле напротив, кутаясь в очаровательную норковую шубку.

Никто сейчас не признал бы в аскетически-худой молодой женщине с бледным лицом, в простом чёрном костюме, исступлённую любовницу. Несмотря на то, что вице-президент фирмы и клиентка были в одном возрасте, Маша Гудаева откровенно побаивалась Оксану Бабенко. Взглядом карих газельих глаз Маша умоляла о помощи, а Оксана, наглотавшаяся реланиума, еле ворочала языком, и оттого казалась равнодушной. После похорон Татьяны Лукьяновой она всю неделю ходила в траурном костюме и плохо спала по ночам, но нужно было работать – другие дела не ждали.

– Не знаю даже, с чего начать. Короче, мать родила меня без мужа двадцать три с половиной года назад. Она со студенческой группой приехала в Москву из Куйбышева, где познакомилась здесь с моим отцом. Армянская семья давно уже проживала в столице. Кончилось тем, что студенты уехали обратно, а мать осталась жить у отца, пока его предки гостили на исторической родине. А дальше, как обычно. Разругались, порвали отношения, и моя мать, Анна Павловна, уехала к себе, начала занятия на третьем курсе института. А после пошла сплошная банальщина – сроки затянули, аборт не сделала, да и боялась, что потом останется бесплодной. Но сносях опять в Москву отправилась, решила любовника уломать, чтобы женился. Ведь ей светила московская прописка – кто откажется?

Маша помолчала, ожидая, когда Оксана внесёт в компьютер её слова.

– Но, приехав к отцу, мать узнала, что тот уже женился. С горя начались схватки, и прямо с лестницы её увезли в роддом. Мать не стала меня кормить, написала отказную. Сколько ни умоляли, даже не взглянула на меня ни разу. Врачи взывали к святым чувствам, уверяли, что она потом об этом пожалеет, – без толку. И началось моё скорбное путешествие. Из роддома – в Дом малютки, потом – в детский дом…

– Удивляюсь, что вас не взяли в семью, – заметила Оксана. – Я бы такую с руками оторвала. Вы на мою дочку очень похожи.

– Не сложилось как-то, а ведь даже братьев-сестёр со мной не было. И родители не объявлялись.

Маша немного помялась, но решила быть до конца откровенной.

– Внешность не славянская. А армяне в наш детдом не заезжали. Местные лучше светленького больного заберут в семью, чем меня, здоровую. Я ещё под стол пешком ходила, а уже знала, что самой в жизни пробиваться придётся. Старалась учиться без троек, профессию неплохую получила…

– И кто вы по профессии? – Оксана оторвалась от клавиатуры.

– Валютный кассир. Сейчас учусь в Московском открытом социальном университете на факультете экономики и права. Некоторое время пришлось побыть «промоушн-девушкой». Не подумайте чего-нибудь плохого – это не проституция, а ад на земле. Я рекламировала различные товары, в особенности чай и кофе. Раза два представляла сигареты. Самые нелепые требования работодателей нужно было выполнять беспрекословно. Каждый вечер я буквально умирала. Ноги были в волдырях, позвоночник болел так, что я каждый раз боялась остаться инвалидом. Я на работе пела, стихи читала, танцевала, чуть ли на голове стояла. Так зазывала покупателей, что срывала голос. Если требовали, накладывала жуткий макияж, как правило, вампирский. В туалет нельзя; есть, пить и курить запрещается. Десятисантиметровые шпильки, платье чуть ли не до пупа. И в таком виде целый день ходишь по залу, ослепительно улыбаясь. Но нет худа без добра, и я вышла замуж за менеджера, своего непосредственного начальника. Он нам кофе на улицу подвозил, когда была рекламная распродажа. В его машине мы переодевались перед началось рабочего дня. Бомжиха натрясла на меня вшей, а Олег позвал к себе, принять душ. Так я у него и осталась. Недавно мы даже в ЗАГС съездили и обвенчались. Я надела обручальное кольцо, и ко мне во время показов перестали приставать кавказцы. А то прямо насильно волокли в машину! Всякие старухи в лицо плевали, обзывали потаскухой. Бандиты и милиция нас обирали каждый день. Приходилось платить – иначе не будет ни работы, ни денег. Я и сейчас промоутер, но работаю от случая к случаю. Всё-таки Олег – моя опора. И денег на учёбу даёт…

– У вас с бандитами непонимание? – Оксана закончила работу на клавиатуре. – Или с милицией? Может быть, муж обижает или изменяет?

– Если бы!

Маша закусила губу, и прекрасные очи её налились слезами. Пухлые губы задрожали, как будто у девочки отняли любимую игрушку.

– Я про работу свою так подробно рассказала, чтобы вы знали – не задаром я имею скромные удовольствия. Разве я мало перестрадала в жизни?! Тоже хотела иметь дом, семью, тот уютный уголок, куда я всегда могла бы спрятаться от невзгод. Как сейчас говорят – экологическую нишу. А теперь по существу. Мне от города комнату дали, и я автоматически стала москвичкой. У Олега была «однушка». Мы выменяли двухкомнатную после свадьбы, на Радужной улице в Свиблово. Я так благодарна Олегу за заботу, за понимание, за терпение! Он осуществил мечту моей жизни, и не надо мне за сто рублей больше унижаться. Он меня, считайте, из рабства вызволил. И сейчас, кроме ужасного стыда перед ним, я не испытываю ничего. Олег в своё время пожалел меня, а сейчас может очень многое потерять…

– Мария Левоновна, один вопрос! – Оксана видела, что с девчонкой сейчас случится истерика, но ничего не могла понять. – Откуда вы знаете, что происходило с вашей матерью двадцать три года назад?