Джокер старого сыскаря

22
18
20
22
24
26
28
30

– Конечно, нет! Музыку я обожаю, а изобразительное искусство – это не моё. Пойду на стройку и буду продолжать играть в нашей группе. С такой-то гитарой…

Шведову показалось, или Глеб действительно улыбнулся – но атмосфера трагической напряжённости, царившая в комнате весь вечер, спала.

– Сергей Михайлович, а что если предложить Прыщу переоформить на себя папину контору? За гитару. Мне от мастерской всё равно никакого толку не будет. Ни активов, ни долгов у отца не было, оборудование тоже не ахти какое.

– Ну, если так, почему бы и не предложить? Но сам-то он, насколько я понял, ни на что не способный. Согласится ли? Да и надо ли спешить, Глеб? Ведь твои родители пока что только пропавшие без вести. Не забывай об этом!

– На халяву и уксус сладкий!.. Хотя вы правы, Сергей Михайлович, спешить не буду.

– Вот это правильно. Но ради интереса предложи, а там посмотрим. Сказать тебе, что на всё воля Божия, ты же не поверишь… В общем, старик, война сама план покажет.

Шведов с удовлетворением отметил, что ему всё-таки удалось отвлечь Глеба от мрачных мыслей, заставить думать о насущном. «Да, Паша, тебя нет, а жизнь продолжается. Так всегда было и всегда будет. В этом-то и заключается прелесть нашей жизни. Ты вырастил отличного парня, а я помогу ему встать на ноги. Во имя нашей дружбы – помогу…» И тут же Шведов оборвал свои мрачные мысли. Почему он думает о Кузнецове в прошедшем времени? Кто видел его мёртвым? Он всего-навсего пропавший без вести вместе с Верой. И не более! Ведь сам только что убеждал в этом Глеба. Эх, дурья голова!

Жалким подобием незнакомого Шведову музыкального фрагмента в стиле рок дал о себе знать мобильник Глеба.

– Привет, Лиза… Дома, с Сергеем Михайловичем сидим, разговариваем… Да, да… Приезжай, конечно. Пока!

– Лиза сейчас приедет, с ночёвкой.

Шведов знал эту простодушную, никогда не унывающую женщину – родную сестру Павла. Хорошо, что Лиза нашла возможность приехать сегодня к Глебу. Она тоже очень тяжело переживает неведение о Павле с Верой, но всё держит в себе, не даёт волю эмоциям. Во всяком случае, на людях. И племяннику отчаиваться не позволяет. Лиза – неистощимый генератор оптимизма и доброты. И любви, искренней, глубокой.

– Глеб, я ухожу. Завтра созвонимся и махнём в Сосновку. Договорились?

– Вы бы остались, Сергей Михайлович. Лиза точно чего-нибудь вкусненького привезёт, чаю попьём…

– Спасибо, старик, но я пойду. Мне ещё надо один материал дописать, а то перед редактором уже стыдно. Он и так всё время идёт навстречу, пора и честь знать. Ну, пока. Будь здоров! – Ударив сходу ладонью об ладонь Глеба, Шведов вышел за дверь.

Вернувшись домой, он сразу позвонил отцу Константину. Трубку, как всегда забытую, взяла матушка Пелагия. Высветившееся на мониторе имя подсказало ей, кто звонит.

– Здравствуй, Серёжа. Слушаю тебя… Нет его, в приют ушёл. Там отец Пётр затеял для ребят музыкальные занятия, а батюшка заинтересовался, конечно… Он обязательно тебе перезвонит… Хорошо, Серёжа, передам… Оставайся с Богом.

Отец Константин дал о себе знать часа через два. Лора с Татьяной уже давно спали.

– Звонил, писарчук[62]?

– Звонил, Гром, – также с приколом ответил Шведов. – К тебе завтра приехать можно? Где-нибудь ближе к обеду.

– Конечно, приезжай! В любое время! И не спрашивай об этом никогда. А что случилось?