Словно играя в какую-то детскую игру, он, ластясь, придвинулся к ней:
– А ноги потрогать можно?
Лучисто смеясь глазами, она кивнула:
– Можно.
Словно впервые вблизи открывая ее для себя, он взял в ладони ее округлую икру. Весело следя за ним, она откинула волосы, наполовину закрывавшие радостное, с припухшими губами лицо. Нежась прикосновениями к ней, он подтянул к себе ее ногу как игрушку, при свете наполнявшего комнату солнца перед ним была ее полнота и гладкость с серыми точками сбритых под корень волосков, взглянув выше, он увидел, что и волосы устья были подбриты так же тщательно, намеренно нетронутой была оставлена лишь каштановая полоска над губами. Переполненный нежностью, вновь поняв, что она вчера специально и обдуманно готовилась к встрече с ним, глубоко тронутый этим, он, придвинувшись, поцеловал ее колено; увидев выцветший шрам внизу живота, которого он раньше не замечал, он, тронув его пальцем, сочувственно-переживающе поднял на нее глаза:
– Аппендицит?
Скосив глаза вниз, она кивнула:
– Угу. – Словно обрадованная воспоминаниями, она весело взглянула на него: – Меня тогда прямо из студии увезли, дотянула до перитонита. Я их там на операционном столе веселила всех, песни им пела, свою любимую «Что тебе снится, крейсер “Аврора”» три раза подряд исполнила, всех достала уже, они мне, по-моему, из-за этого наркоз раньше времени вкатили.
Вспоминая, она, увлеченно заблестев глазами, приподняла голову.
– А в палате, уже после операции, когда от наркоза отходила, я почему-то всех там стала убеждать, что я сестра Пушкина. Что-то меня прям пробило. По-моему, кое-кто поверил даже. Я ж Наталья Сергеевна.
– Так у Пушкина ж вроде Ольга была сестра.
– Какая разница, я ж говорю, от заморозки отходила. Ты чего, я им там такой концерт устроила. Два часа им там стихи читала.
– Пушкина?
– Не помню, может, Пушкина, может, Лермонтова. «Поздняя осень, грачи прилетели» – это кто написал?
– Некрасов.
– Ну, значит, Некрасова. Знаешь, как меня слушали, полпалаты вокруг кровати собралось. Потом, на следующий день, когда выписывалась, на полном серьезе спрашивали: ты правда, что ли, Пушкина родственница?
Видя перед собой полноту ее грудей, мягким наплывом лежащих перед ним, одна на другой, он преданно приблизился к ней:
– Мне нравится, что ты такая большая. И что груди у тебя большие.
Радостно скосив глаза вниз, словно с любопытством проверяя его слова, она весело кивнула:
– Угу. И в стороны торчат, как у козы. – Внезапно отвлеченная новой мыслью, она привстала на локте: – Сейчас сколько времени?
ebooksa