Искушение и разгром

Словно радуясь за него, она кивнула:

– Сходим. Только мне вечером домой надо.

Он поспешно закивал:

– Я тебя отвезу.

С улыбкой, понимающе она смотрела на него:

– Классно. А сейчас что делать будем?

Поспешно оглянувшись, он кивнул:

– Я сейчас придумаю.

Со смешливыми искорками в глазах она разглядывала его:

– Может, поедим?

– Давай.

Оглянувшись на столик, она потянулась за пакетом. Привстав, она уперлась коленом в кресло, повернувшись вполоборота к нему, ее бедро крупно круглилось перед ним. Чувственно вздрогнув, он, привстав, потянулся к ней. Обняв и развернув ее к себе, он опрокинул ее в кресло и, подхватив ее ноги, туго закинул их себе на плечи. Смеясь и пытаясь что-то сказать, она сделала движение, чтобы помешать ему, но, ощутив его в себе, ойкнув, опустила веки. Улыбка сбежала с ее губ, черты лица словно расправились. Откинув голову, она закрыла глаза.

10

Она спала на животе, чуть раздвинув ноги, детское выражением на ее открытом лице со вздернутым носом и по-африкански вывернутыми губами как-то трогательно контрастировало с ее цветуще-наполненным телом, с широкими круглыми икрами и молочными плечами, ближняя к нему ее рука была безмятежно брошена вдоль тела ладонью вверх, завернувшиеся, красивой лепки пальцы торчали вверх закругленными ноготками. Глядя на нее сейчас, он словно впервые видел ее голой – при ярком свете, не близко, а на расстоянии, во весь рост – он уже видел ее голой вчера, когда она только что разделась, чувственно вздрогнув тогда оттого, что ее тело оказалось одновременно и таким, и не таким, каким он ожидал его увидеть, завороженный тогда этим несоответствием, в лихорадке предстоящего соединения с ней, пронесясь тогда сквозь это впечатление, не остановившись на нем, не рассмотрев ее, сейчас он рассматривал ее радостно и спокойно, уверенный, что еще не раз сможет так же рассмотреть ее, потрогать ее, соединиться с ней; вспомнив, как это было вчера, он вздрогнул, пронзенный секундной сладостью; уловив какой-то импульс от него, она, в этот момент что-то пробормотав, шевельнулась. Налетевший сквозь приоткрытое окно ветер полоскал занавески, играя светом и тенью по всей комнате, пробегавший тем же путем уличный шум не умолкал; еще раз шевельнувшись и подтянув ногу к животу, она открыла глаза, несколько мгновений глядя перед собой в диван, затем, чуть скосив глаза на него и, словно не доведя до него взгляд, снова бессильно обмякнув, ткнулась лицом в покрывало. Тут же вернувшись в кровать и вытянувшись рядом с ней, он поцеловал ее в плечо; еще с закрытыми глазами перевернувшись на спину и забросив руку за голову, она, обиженно шевельнув губами и повернув к нему голову, сонно-улыбчиво посмотрела на него; уже просыпаясь, она повернулась в его сторону. Радуясь вновь возникающей соединенности с ней, он положил руку на ее плечо, видя перед собой ее высоко круглящееся бедро, он, не выдержав, приподнялся на локте, глядя на нее, лежащую на боку; солнце, подрезанное плещущейся занавеской, делило ее тело пополам колеблющейся четкой линией, живот и ноги сияли золотистой утренней свежестью, грудь, плечи и закрывавшие лицо волосы отдыхали в тени. Привлеченная его движением, она с любопытством посмотрела на него, чувственно притянутый, он сделал движение к ней; развеселенная его попыткой, она, чуть отодвинувшись, остановила у устья бедер его руку:

– Подожди, у меня уже болит там все.

Видя по ее загадочной улыбке, что боль неопасна, любуясь ей и чувствуя собственную глупость, с которой он сейчас не мог совладать, он с просительной надеждой заглянул ей в глаза:

– А потом можно будет?

– Можно, конечно.

Смеющимися глазами, словно невольно извиняясь за что-то, она весело-просто посмотрела на него:

– Если сейчас, то я потом долго не смогу, лучше подождать немного.