Я Пилигрим

22
18
20
22
24
26
28
30

И Кумали разложила фотографии дюжины разнообразных камер: установленных на стойках, расположенных по бокам здания, спрятанных в листве. Некоторые были закреплены, другие вращались, при этом абсолютно все камеры оказались оснащены системами инфракрасного излучения и ночного видения. Глядя на них, я понимал, как специалист, что это оборудование стоит целое состояние.

Женщина продемонстрировала несколько ксерокопий:

– Это спецификации системы. Можете убедиться: нет ни дюйма территории, не охваченного камерами.

Потом последовала серия отчетов, утверждавших, что камеры работали без сбоев. На них я даже не взглянул: был уверен, что так оно и есть. Положение ухудшалось с каждой секундой. Возможно, мне удастся задержать отправку дела в Анкару на несколько дней, но не больше.

– А как насчет утеса? – спросил я. – Не мог ли кто-нибудь еще забраться туда?

Она вздохнула:

– Есть маленький пляж, примыкающий к нему, его называют Немецким пляжем. Там имеются аппарель для спуска катеров, бассейн с морской водой и сарай для лодок. Эта территория является частью имения, своего рода караульным помещением. Там находилось два человека, четыре камеры держали под наблюдением ступеньки, ведущие к имению, и весь торец утеса. Вы хотите знать, насколько хороши камеры контроля движения? Наше внимание привлекло небольшое расплывшееся пятно, зафиксированное одной из них. До меня не сразу дошло, что на экране летящее вниз тело жертвы. Одна пятидесятая доля секунды, но камере этого было достаточно.

Я взглянул на кусты красного жасмина во дворе, пытаясь выиграть немного времени и собраться с мыслями для новой атаки.

– Итак, вы утверждаете, что Додж был один, но это не соответствует действительности, – сказал я. – Там были охранники. Что могло помешать одному из них подойти сзади и столкнуть его в пропасть?

Женщина-детектив едва взглянула на свои записи, готовая дать мне отпор, даже если бы ее глаза были завязаны.

– В тот вечер там дежурили восемнадцать человек.

Кумали выложила на стол их фотографии: перед моими глазами предстала шеренга головорезов.

– Не все из них вполне добропорядочные люди – таков уж этот бизнес, но это не столь важно. Перед ними не ставилась задача обходить территорию. Охранники должны оставаться на своих постах, следить за экранами телевизоров и покидать свое место группами по шесть человек во главе с руководителем только при каком-то нарушении. Все посты находились под наблюдением камер. Видеозапись показывает, что никто из этих людей не уходил с постов в течение часа до гибели Доджа и часа после. Возможно, я вас разочарую, но группа охраны вне подозрений.

– Вы вовсе меня не разочаровываете, – солгал я. – Просто мне хочется докопаться до истины. Да, возможно, охранники чисты, если, конечно, на дисках и магнитофонных лентах ничего не подправлено.

Я хватался за любую соломинку, пытаясь не потерять при этом лицо.

– Существуют диски, – парировала Кумали, не поддаваясь на мои уловки. – Все они проверены, к тому же имеют встроенный код: если вы станете редактировать материал, это немедленно будет зафиксировано. Я уже говорила, что аналогичную систему используют в Белом доме.

Мне нечего было возразить ей: вся прелесть мер безопасности во Французском доме состояла в том, что жившие там богачи обладали полной свободой. Они не находились под постоянным присмотром, что было очень важно для богатых любителей наркотиков, но никто не мог войти на территорию поместья, не будучи замеченным и остановленным. Его обитатели вряд ли могли рассчитывать на бо`льшую безопасность, чем они имели.

– Кто-нибудь мог желать смерти Доджа? – поинтересовался я, стараясь не показать, что это всего лишь еще один карточный ход, еще одна брошенная кость в игре.

– Если только жена. Погибший не имел ни братьев, ни сестер, родители его умерли. Она была единственной наследницей. Ее зовут Камерон.

Кумали бросила на стол фотографию.