Я Пилигрим

Когда я добрался до места, уже почти стемнело. Дорогу перекрывали большие ворота из кованого железа, завешенные от любопытных глаз черным брезентом. Они были закрыты, а фонари на каменных столбах не горели. В маленькой роще стояла почти незаметная полицейская машина, и, когда я остановился, толстый коп высунулся из окна и начал что-то кричать по-турецки, отгоняя меня.

Я выключил мотор и вышел из машины. Коп с рычанием распахнул дверцу, и его рука потянулась к дубинке. Должен сообщить, что турецкие полицейские не привыкли повторять свои приказания дважды, но я опередил его, вытащив значок агента ФБР и показав ему, пока он еще не успел приблизиться.

Секунду полицейский с раздраженным видом смотрел на него, а потом вернулся в свою машину. Я слышал, как он спорил с кем-то по радио, потом, приняв указания, подтянул штаны и не торопясь приблизился к маленькой калитке для пешеходов, открываемой электронной клавишной панелью. Устройство, вделанное в бетон, было версией с двенадцатью цифрами, изготовленной на заказ в защищенном исполнении. Было невозможно снять его лицевую панель, чтобы изменить компоновку схем. Две камеры, установленные на высокой стене, – одна неподвижная, другая с широким охватом и регулируемым движением – держали нас под наблюдением. Со второй попытки коп, глядя на клочок бумаги, сумел набрать правильный код. Калитка раскрылась, и он отступил назад. Проходя мимо него, я почувствовал запах перегара.

Ворота, щелкнув, затворились у меня за спиной. Огороженную территорию окружало засаженное травой пространство шириной в сотню футов. Я догадался, что это электронный ров, контролируемый камерами и, возможно, оснащенный датчиками движения. Никто посторонний, если бы даже ему удалось взобраться на стену, не имел ни малейшего шанса незаметно преодолеть ее и добраться до аллеи на дальнем конце лужайки. Дом был выстроен несколько десятилетий назад, когда Бодрум был малоизвестной рыбацкой деревушкой, но даже тогда кто-то пошел на беспрецедентные меры, чтобы обеспечить свою безопасность. Я терялся в догадках, зачем ему это понадобилось.

Громко хрустя гравием на подъездной аллее, я вступил под свод ветвей, образующих своего рода туннель. Чем дальше я шел, тем мрачнее и тише становилось вокруг. Сам не знаю почему, я расстегнул пиджак, так что легко можно было выхватить беретту, заткнутую сзади за пояс брюк. Это место и темнота действовали на меня угнетающе.

Аллея обогнула бездействующий фонтан, впереди я увидел дом, вид которого ничуть меня не успокоил: он был огромным и мрачным. Еще когда я смотрел на особняк издалека, через бинокль, он казался мне зловещим, а вблизи и вовсе подавлял. Большинство домов, даже старых, выстроенных в живописных местах, спроектированы так, чтобы вписаться в окружающий ландшафт, они имеют большие окна и застекленные веранды. У Французского дома были широкие карнизы, дубовая входная дверь и окна, расположенные в углублении фасада из белого камня. Впечатление создавалось такое, словно хозяин особняка искал уединения. Это ощущение еще больше усиливалось из-за того, что все жалюзи на фасаде были закрыты.

Я обогнул угол дома, стараясь держаться подальше от стен, где сгущалась темнота, прошел мимо вертолетной площадки и каменного здания для охранников рядом с гаражами. Там никого не было. Заметив тропинку, я вышел через калитку в высокой ограде на расположенную террасами лужайку. Вид был замечательный: ожерелье далеких островов, освещенный прожекторами замок крестоносцев, опоясывающие бухты огни Бодрума. Но меня ничто не радовало. Можете назвать это паранойей, но я не мог избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает за мной из особняка.

Я повернулся в его сторону. Дом был погружен во мрак и тишину, от него веяло каким-то сонным безразличием. Жалюзи были подняты только на нижнем этаже. Сняв пиджак, я положил его на скамейку из тикового дерева и прошел по широкой лужайке к бельведеру из кованого железа. На полпути я услышал резко прозвучавший в тишине звук и быстро повернулся в сторону дома. Как видно, поднялся ветер: на террасе третьего этажа качались жалюзи – не знаю, были ли они закреплены, когда я впервые увидел особняк вблизи.

Достигнув бельведера, я сделал четыре шага к северу и перелез через ограду. Именно в этом месте стоял Додж, когда он сорвался вниз, и я внезапно почувствовал головокружение. Обрыв был таким крутым, а вздымающееся далеко внизу море настолько дезориентировало, что мне почудилось, будто оно притягивает меня к себе. Земля у меня под ногами осыпблась, и я понимал, что ограждение сзади слишком далеко, чтобы я мог за него ухватиться. Внезапно за спиной послышался какой-то звук, но кричать было уже поздно. Я резко обернулся, рванулся всем телом к ограждению и сумел ухватиться за него. Вокруг никого не было.

Я перевел дыхание и выбрался на твердую почву. Будучи трезвым как стеклышко, я и то чуть не упал с обрыва, оказавшись по ту сторону ограды. Зачем, черт возьми, Додж полез туда?

Очутившись за ограждением, я вновь залюбовался пейзажем. Я попытался представить себе, как все это выглядело: воздух наполнен взрывами и разноцветными огнями, над водой плывут доносящиеся с лодок и танцплощадок звуки музыки, серебристая дорожка лунного света протянулась чуть ли не до самой Греции. А внизу по лужайке бредет, слегка спотыкаясь, человек после четырехдневного наркотического загула, возможно пытаясь вернуть себя на путь трезвости, успокоить бушующий тестостерон, унять разыгравшуюся паранойю. И я вновь задался вопросом: зачем он направлялся к бельведеру?

Возникла догадка: он что-то высматривал в водах залива. Чем ближе Додж подходил к обрыву, тем больше у него было шансов увидеть это. Вот почему он прихватил с собой бинокль, именно поэтому забрался на ограждение или перелез через него. Но что же такое он пытался разглядеть?

Распечатка звонков его мобильника, переданная мне детективом Кумали, свидетельствовала: никто ему не звонил по крайней мере в течение часа до инцидента и часа после него. Камеры видеонаблюдения также показывали, что в этот период времени никто не выходил из домика охранников, чтобы поговорить с хозяином.

И все же кто-то вынудил его схватить бинокль, на время забыть про своего милого дружка – метамфетамин, выйти из библиотеки, пересечь террасу и направиться через лужайку, чтобы разглядеть нечто в темных водах залива.

Допустим, какой-то человек в буквальном смысле слова заставил его спуститься через сад к бельведеру. Самое логичное объяснение: незнакомец знал, как обойти систему наблюдения или как проникнуть в имение через «электронный ров». Наверняка это был знакомый, которому Додж доверял, иначе он поднял бы тревогу. Злоумышленник мог столкнуть молодого миллиардера с края обрыва, а потом уйти тем же путем, что и пришел.

И тут меня осенило: если это и впрямь было убийство, то прежде я только однажды сталкивался с таким безупречным его исполнением. Я вспомнил преступление, которое произошло на другом конце света, в гостинице «Истсайд инн». Сомнения, что существует какая-то связь между этими двумя случаями, быстро таяли.

Я повернул назад, прошел по лужайке, подобрал свой пиджак и поднялся на террасу. Настало время войти в темный, нависший надо мной дом.

Глава 21

Я безуспешно пытался повернуть ручки двух застекленных створчатых дверей. Третья оказалась незапертой. Одно из двух: либо охранники небрежно выполняли свои обязанности, либо в доме кто-то был.

Включив маленький электрический фонарь, пристегнутый к связке ключей, я вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. В узком луче света я увидел красивую комнату, служившую приемной. Тот, кто ее декорировал, явно обладал вкусом. Во всяком случае, Грейс чувствовала бы себя здесь как дома. Бульшую часть мебели составлял британский антиквариат – сдержанный, элегантный и неправдоподобно дорогой. Красивый светлый паркет был покрыт огромными шелковыми коврами, на стенах цвета слоновой кости висело полдюжины картин, принадлежащих кисти самых знаменитых импрессионистов.