Я Пилигрим

Такая система имела свои плюсы и для меня: она гарантировала, что ни одна кассета не оказалась в полицейском участке Бодрума и не болталась сейчас где-нибудь в судебных инстанциях.

– Вы просматриваете пленки в офисе на экране телевизора?

– Конечно, – ответил турок.

Памук наблюдал, как я обошел автозаправочную станцию, осмотрел все видеокамеры, прикидывая радиус их обзора. Если они зафиксировали женщину, то с очень близкого расстояния: не важно, на машине она приехала или нет – до телефонной будки ей в любом случае пришлось идти пешком. Но если она держалась очень близко к краю тротуара, то, скорее всего, не попала в поле зрения ни одной камеры. К тому же не ясно, удастся ли найти нужную пленку и не использовали ли ее повторно, стерев ту запись, что я ищу.

– Указано ли на пленках время записи: есть ли внизу дата, час и минуты?

Памук утвердительно кивнул. Это давало мне дополнительное преимущество: благодаря «Эшелону» я знал точное время и даты обоих телефонных звонков.

– Хорошо, – сказал я. – Давайте пройдем в офис. Я хочу взглянуть на пленки.

Глава 45

Час спустя я все еще сидел в одиночестве перед древним черно-белым телевизором с экраном чуть больше моей ладони и удивительно нечетким изображением.

Рядом со мной лежала большая стопка видеокассет, которые я уже просмотрел, и несколько еще не виденных – стремительно тающее хранилище моих надежд, а может быть, и надежд всего западного мира. Но об этом я старался не думать.

В помещении было очень тесно. Я бы очень удивился, узнав, что его убирали хоть раз за последние десять дней. Такое достижение цивилизации, как кондиционеры, пока еще не достигло офиса «Бритиш петролеум» в Бодруме, но, несмотря на жару, возможности заснуть не было: стул, на котором я сидел, был такой шаткий и неудобный, что мне приходилось вставать каждые несколько минут, чтобы дать шанс спине и заднице выжить в таких условиях.

Все это время я делал паузы только для того, чтобы выкинуть очередную кассету в кучу просмотренных пленок. Цифры временнуго кода мельтешили перед моим взором, угрожая мне косоглазием уже к концу дня. Чтобы не запутаться, я выписал даты, часы и минуты двух телефонных звонков и на всякий случай расширил временные рамки еще на пятнадцать минут в обе стороны, чтобы быть уверенным: вдруг женщина пришла раньше или задержалась после разговора.

Постоянно сверяясь со своей записью, я пару раз оказывался очень близко от искомых цифр, чувствуя, как учащается пульс и нарастает усталость. А потом, когда пленка вдруг резко останавливалась, оказывалось, что я смотрю съемку, относящуюся совсем к другой неделе.

В один особенно мучительный момент я находился всего в ста сорока секундах от первого телефонного звонка и уже был уверен, что женщина вот-вот появится в кадре, когда на экране телевизора возникла «пурга» статических помех, а магнитная лента полностью закончилась. Я остался сидеть в полном отчаянии, не веря своим глазам. Турок не обманывал меня, когда говорил, что система работает весьма хаотично.

Мне оставалось просмотреть три последние кассеты, когда в дверях появился Памук.

– Хотите кофе? – спросил он.

Я заколебался, вид у меня, наверное, был скептический.

Он рассмеялся:

– Знаю, о чем вы думаете: «Как мне надоела эта турецкая бурда, такая густая, что непонятно – то ли пить ее, то ли жевать!» Я хочу предложить вам чашку настоящего яванского кофе, такого, какой подают в Америке, – жидкого, как моча, и слабого настолько, что мы, турки, наливаем его в соски для младенцев.

– Звучит заманчиво, – сказал я.