Я Пилигрим

Братья, уже наполовину спустившись с горы, остановились, чтобы напоить лошадей. Кто-то из них обернулся и заметил отблеск фонарика. Они так и не увидели человека, который вскоре станет едва ли не самым разыскиваемым преступником в мире.

Похитители оставили трех пленников, пристегнув их цепями к рым-болтам, которыми когда-то крепилась радиомачта. Сарацин впервые увидел своих жертв скованными по рукам и ногам, с кляпом во рту. Женщина была наполовину закрыта черным халатом – необходимая маскировка в этом безумном путешествии.

Довольный, что пленники надежно пристегнуты, Сарацин подошел к ним и отбросил халат в сторону, чтобы рассмотреть женщину более внимательно. Он увидел, что ее хлопчатобумажная рубашка смята и разорвана, на ширинке джинсов отсутствуют пуговицы. У Сарацина невольно возник вопрос, что с ней случилось за время путешествия: похитившие ее разбойники, может, и являлись благочестивыми мусульманами, но при этом были еще и мужчинами.

Рубаха, вся в лохмотьях, едва прикрывала живот женщины, и Сарацин, будучи врачом, с первого взгляда определил, что она примерно на четвертом месяце беременности. Другого человека, более гуманного и менее фанатичного, это, возможно, и тронуло бы, но только не Сарацина, который видел в пленниках не живых людей, а материал для опытов.

Он обернулся и заметил, что на стальной опоре, к которой когда-то крепились советские полевые бинокли, лежит любезно оставленный ему похитителями пакет с ключами от наручников, а также паспортами и бумажниками пленников.

Несчастные, все еще с кляпами во рту, наблюдали, как он изучает их документы. Женщина – гражданка Италии, двадцати восьми лет, незамужняя, сотрудница гуманитарной христианской миссии «Уорлд вижн». Он догадался, что она была захвачена во время поездки, возможно, ее предали те самые люди, которым она пыталась помочь.

Сарацин открыл ту страничку паспорта женщины, где была фотография.

По ее нынешнему запущенному виду и не скажешь, но на фото она выглядела весьма привлекательной: длинные темные волосы, белозубая улыбка, темно-зеленые глаза. Они неотступно смотрели на него, призывали к милосердию, молили, но Сарацин проигнорировал ее взгляд и повернулся к мужчинам.

Младший оказался японцем. Ему было лет двадцать пять, волосы стояли торчком, мускулистую руку опоясывала татуировка в виде колючей проволоки. Сарацин насмотрелся на поп-культуру в Ливане и, поняв, что этот тип считает себя модным парнем, этаким хиппи, сразу же его невзлюбил. Судя по документам, японец был звукооператором. Принимая во внимание все те опасности, которым он подвергался в Афганистане, и ненасытные запросы круглосуточного канала новостей, журналист, по-видимому, зарабатывал большие деньги, что подтверждали четыре тысячи долларов и два маленьких, сделанных из фольги пакетика кокаина в его бумажнике.

Второй мужчина, самый старший и спокойный из пленников, был голландским инженером. Изучив его паспорт и фотографии в бумажнике, саудовец узнал, что ему исполнилось сорок шесть лет и что он был отцом троих подростков. Судя по визам, голландец делал карьеру, работая в горячих точках: Нигерия, Ирак, Босния, Кувейт, – и всегда благополучно оттуда возвращался.

«Иншалла, на этот раз не повезло», – пришло в голову Сарацину.

Он еще раз осмотрел пленников и, хотя никак не показал этого, остался очень доволен: физически сильные и здоровые – саудовец сразу определил это наметанным взглядом врача. Если его самодельный вирус убьет их, он наверняка уничтожит и любого другого.

И еще одно обстоятельство порадовало Сарацина: с учетом ситуации, в которой они оказались, пленники вели себя относительно спокойно. Очевидно, похитители сказали им, что они стали товаром в банальной финансовой сделке. Если не считать выращивания опиумного мака и конопли, похищение людей с целью извлечения прибыли было единственной растущей и процветающей отраслью экономики в Афганистане. Бандиты в таких случаях всегда говорили своим жертвам: если те будут послушны, им не причинят никакого вреда и освободят, как только заказчики похищения получат выкуп. Правда, пару недель им придется жить в тяжелых условиях, но потом они вернутся в свои удобные номера с кондиционерами. Их наниматели станут на пару-тройку сотен тысяч долларов беднее, зато несколько деревень, где до сих пор нет водопровода, а жители лишены средств к существованию, получат деньги, на которые проживут еще десяток лет.

Сарацин вытащил у пленников изо рта кляпы и бросил каждому по бутылке с водой. Еще не напившись, они уже попытались вступить с ним в беседу. Поскольку английский был единственным языком, который знали все трое, они в первую очередь попробовали общаться на нем. Сарацин пожал плечами, прикидываясь, что не имеет ни малейшего понятия, о чем они говорят. Видя, что ее старания безуспешны, женщина попыталась что-то сказать на урду, государственном языке Пакистана, который она немного освоила, пока работала в этой стране. Затем в ход пошел дари, самый распространенный язык в Афганистане, но произношение у всех троих было таким скверным, а словарный запас столь ограниченным, что, даже если бы Сарацин им и ответил, они вряд ли сумели бы понять друг друга.

Вместо этого он бегло сказал им что-то по-арабски, и теперь настала их очередь прийти в полное замешательство. Казалось, никакой надежды установить контакт не было. Сарацин повернулся и вышел в спальное помещение. Выводя лошадей, он услышал, что пленники тихо беседуют по-английски. Сарацин убедился, что угадал: все трое были уверены, что их похитили ради получения выкупа. Японский хиппи даже предложил потянуть время, чтобы у самолетов, оснащенных системой дальнего радиолокационного обнаружения или другими поисковыми средствами, было больше шансов обнаружить пленников.

Но тут у наблюдавшего за Сарацином голландского инженера возникло подозрение, что этот человек не простой стражник. В его ловких движениях чувствовалась таящаяся внутри сила. Голландец видел нечто подобное у закаленных в боях партизан Косова, самых отпетых людей из всех, кого ему доводилось встречать. Инженеру пришло в голову, что с этим типом шутки плохи.

– Я думаю, надо дать переговорщикам шанс довести игру до конца, – сказал он товарищам по несчастью. – Есть такая голландская пословица: «Если ты сидишь по шею в дерьме, то, по крайней мере, не поднимай волны».

Но развить эту тему инженеру не удалось: Сарацин прикрикнул на них. Хотя никто из троих не владел арабским, они ясно поняли его знак: саудовец провел по рту, словно застегивал молнию. Он нуждался в тишине, и причину этого пленники поняли, когда Сарацин вытащил из седельного вьюка молитвенный коврик. Приближался рассвет, а с ним и первая, утренняя молитва.

Закончив ритуал, Сарацин взял свой АК-47, снял его с предохранителя, перевел в автоматический режим и расстегнул ножные кандалы. Одного за другим он взвалил пленников со скованными руками на спины лошадей. С японцем он обошелся особенно грубо, сильно прижав его руку, раненную во время захвата. Никто даже не попытался оказывать сопротивление.

В первый день путешествие поначалу казалось не особенно трудным, но к ночи трое пленников совсем обессилели и страдали от натертых седлом ссадин. Сарацин приказал спешиться, надел всем троим ножные кандалы и пристегнул их кусками цепи к вбитому в землю стальному штырю. Он стал разводить костер, пока пленники ерзали среди валунов, пытаясь как-то пристроиться, чтобы справить естественные потребности.