Я Пилигрим

22
18
20
22
24
26
28
30

Стоя к ним спиной, Сарацин заварил котелок чая, достаточно черного и сладкого, чтобы замаскировать вкус добавленного туда сильнодействующего снотворного, и разлил напиток в три кружки. Весь этот ужасный день он отказывался давать пленникам фляги с водой, несмотря на их просьбы, выраженные мимикой. Измученные жаждой, они долго и с наслаждением пили чай. Сарацин швырнул им одеяла на землю рядом с костром, и через час пленники в наручниках и ножных кандалах погрузились в глубокий и странный сон.

Сарацин приблизился к женщине, которая лежала лицом вниз, разбросав ноги и согнув одну из них в колене, и опустился на землю рядом с ней. Двое мужчин находились в бессознательном состоянии, и он не обращал на них внимания. Сарацин стянул с женщины джинсы с оторванными пуговицами, открыв ее маленькие белые трусики.

Мгновение он смотрел на нее, потом дотронулся до голой ягодицы и медленно провел рукой по ее мягким бедрам. Только в последний момент Сарацин вспомнил, что он врач и человек, посвятивший свою жизнь Аллаху, и заставил себя остановиться. Он отвернулся, тяжело дыша, глядя в освещенную звездами ночь. Пробормотав покаянную молитву, он дал себе несколько минут, чтобы успокоиться, после чего открыл упаковку медикаментов, которую еще раньше вытащил из торбы на вьючной лошади. В ней были тюбик с замораживающим гелем, раздвоенная игла и два оставшихся флакона с противооспенной вакциной, похищенной из Института передовых методов медицины в Сирии.

Еще днем, во время долгого путешествия, Сарацин решил, что женщина лучше всех подходит для того, чтобы проверить, сумеет ли вирус взломать вакцинную защиту, поэтому нужно было ввести ей препарат как можно быстрее. Он сразу отказался от мысли сделать ей прививку в руку, не желая, чтобы пленница заметила след от укола и задалась вопросом, что это значит. Место, где сходятся ягодицы, будет оптимальным для вакцинации, решил он. Итальянка подумает, что стерла кожу седлом.

Если не считать искушения, которому саудовец вновь подвергся, вакцинация прошла без особых трудностей. На следующее утро женщина проснулась, ощущая сильный жар и головную боль, с распухшими ягодицами. Сарацин слышал рассуждения мужчин, решивших, что ее, мол, укусило ночью какое-то насекомое. Потом они повернулись к нему и жестами объяснили, что женщине будет трудно ехать верхом. Сарацин в ответ показал знаками, что это потертость от седла, дал им по полной фляге воды и положил одеяло на седло пленницы, чтобы ей было не так жестко. Он даже помог итальянке забраться на лошадь.

Следующие шесть суток они ехали день и ночь, останавливаясь лишь тогда, когда саудовец совсем выбивался из сил. Сарацин двигался позади своих пленников, используя веревку с завязанными на ней узлами, чтобы лошади и их седоки не засыпали и продолжали двигаться.

Через сутки после прививки жар у женщины начал спадать, и хотя у Сарацина не было возможности узнать это наверняка – снять с пленницы джинсы и проверить, появился ли рубец, – он был уверен, что вакцинация прошла успешно.

Поднимаясь с каждым часом все выше, они ехали долгим извилистым путем, избегая жилищ и направляясь в самую глухую часть Гиндукуша. Несмотря ни на что, пленники не были удивлены, что Сарацин задал столь высокий темп.

В Афганистане и окрестных странах всем известно золотое правило похищения людей с целью выкупа: живой товар должен безостановочно двигаться. Поэтому к концу путешествия пленники были едва живы от усталости. Уже глубокой ночью они подняли голову и увидели заброшенную деревню, такую отдаленную и затерянную в горах, что даже пастух с трудом бы нашел ее.

Но Сарацин знал эту деревню лучше многих других мест на земле.

Глава 35

Оставив пленников в наручниках, Сарацин с оружием наготове стреножил лошадей у въезда в деревню и словно бы вернулся во времена безрассудной юности.

В своей ливанской лаборатории он пришел к выводу, что есть только одно место, достаточно отдаленное, чтобы проводить опыты на людях, – разрушенная деревушка, где он больше года порой останавливался на ночлег, еще когда участвовал в войне с СССР.

Теперь он шел по разбитым улицам – каждое здание было знакомо, черные пятна кострищ будили воспоминания.

– Аллах акбар! – выкрикнул он приветствие по-арабски.

Сарацин не знал, кто здесь сейчас живет: талибы, беженцы из мест, где идут бои, или наркокурьеры, сопровождающие один из бесчисленных караванов с зельем, и не хотел приводить своих пленников, не убедившись, что в деревне никого нет.

– Аллах акбар! Бог велик!

Но единственным ответом ему был шум ветра. Сарацин прекрасно помнил этот непрекращающийся пронизывающий ветер, дующий на огромных пространствах до самого Китая. Убедившись, что он один, саудовец свернул у старой мечети и вошел в дом, где когда-то курил вместе с Мохаммедом Абдул-ханом.

Вокруг Сарацина плясали призраки: он видел, как наяву, бородатые лица моджахедов, сидевших полукругом и в последний раз просивших о чем-то великого воина. Они еще все живы и так молоды… Это было до того, как Сарацин женился и у него родился сын. На мгновение он вспомнил себя в ту пору, когда прожито было еще так мало и почти вся жизнь была впереди.

Он усилием воли вырвал себя из грез, зажег огонь в очаге, наверное в первый раз после ухода отсюда моджахедов, и поставил лошадей в бывшем зернохранилище. Лишь после этого Сарацин отправился за пленниками, приковал их цепями к старым сточным трубам, наполнил бутылки водой и дал каждому по два сухаря. Бедняги уже просто видеть эти сухари не могли: у них не было никакой другой еды с тех пор, как их похитили.