Мадатов привел сюда вдвое больше орудий и пехотинцев, да взял не шекинцев, а сотню казаков и всадников из Карабаха, на которых знал, что может вполне положиться. Оставалось не нашуметь.
В темноте они затащили пушки на площадку, удобную для стрельбы, и оставили до утра с мушкетерским прикрытием. Костров не палили, люди согревались прижимаясь друг к другу, набросив сверху развернутые шинели.
Утром, только солнце чуть осветило гребень хребта, разом рявкнули все четыре орудия. Вверх и в стороны полетели камни, куски разорванных тел, закричали раненые, заметались живые, ошарашенные неожиданным нападением. Дважды еще ударили пушки, затем под прикрытием тумана и дыма пошла, уставив штыки, пехота. Из-за садов, прижавшихся к аулу, вынеслась было дагестанская конница, но ее встретили казаки и карабахцы.
Через час дело было закончено. Всадники окружены и изрублены, каменные завалы очищены, пленные обезоружены и согнаны на середину плоскости под прицел орудий и ружей охраны. Только десятка два конных сумели вырваться из кольца и ушли по совершенно немыслимой круче, где непривычный глаз и вблизи с трудом может узнать тропу.
Валериан вложил саблю в ножны и поехал к пленным. На первый взгляд их было более полутора сотен. Еще несколько десятков тел лежало у разбитых завалов. Несколько раз он с неудовольствием замечал убитых солдат и казаков. Корытин встретил его, откозырял:
— Сто семьдесят пленных, ваше сиятельство. Тридцать четыре убитых. Двадцать семь тяжелораненых — мы их стащили к деревьям, пусть наш лекарь посмотрит. Хотя, думаю, больше половины умрет. Наши потери — пять убитых солдат, семеро раненых, двое из них тяжело, сами идти не смогут, придется нести. Казаки потеряли двоих, еще четырех татары. Совсем потеряли. Остальные в седле удержатся.
— Хорошо. Поздравляю вас, штабс-капитан. Когда вернемся, составим представление о производстве.
Довольный офицер еще раз откозырял и пошел впереди. Валериан думал, что и ему следует радоваться легкой победе, но оставалась еще одна неприятнейшая, но обязательная часть дела.
Плотную толпу горцев окружало двойное кольцо оцепления. Солдаты взяли ружья «на руку», уставив штыки так, что никому не могло прийти в голову кинуться напролом. Другие роты уже строились фронтом к аулу, конница съезжалась к назначенному ей месту, хотя глаз Мадатова углядел и казаков, и татар, мелькающих наверху рядом с саклями. «Война себя кормит» — вспомнилась ему присказка Земцова. Он окликнул Корытина:
— Пошлите два взвода по домам, пусть соберут продовольствие. Зерно людям, сено и овес — лошадям. Много не будет, но что есть — наше. И скажите, — крикнул вдогонку заторопившемуся майору, — пусть другими трофеями не увлекаются. Все равно выбросят по дороге.
Конвоиры расступились, пропуская его внутрь кольца. Поручик Носков, придерживая подвешенную на ремне руку, предупредил озабоченно:
— Осторожнее, ваше сиятельство. Мы их, разумеется, обыскали, но кто же знает — вдруг у кого-то нож в лохмотьях припрятан.
Мадатов остановил коня, только когда тот грудью уперся в попятившихся пленных. Помолчал, оглядывая сверху людей, избитых, униженных, оглушенных своим поражением.
— Кто из вас Абдул-бек? — спросил, наконец, не особенно напрягая голос.
Проводник, державшийся у правого стремени, перевел вопрос. Голос его, хотя и приглушенный лопастями башлыка, звучал достаточно внятно. Валериан отметил, что понимает слова горского языка, мог бы, наверное, объясниться с жителями аула и сам, но сейчас лучше воспользоваться услугами толмача. Победитель не должен разговаривать с побежденными напрямую.
Никто не отозвался, и проводник повторил ту же фразу. Тогда, отодвигая стоящих в первых рядах, к Мадатову выбрался высокий старик. Лицо его пачкала засохшая кровь, черкеска была разорвана, видимо, ударом штыка. Он прямил спину, а ладони засунул за кожаный пояс, туго перетянувший еще тонкую талию.
— Абдула ищешь? — спросил он по-кумыкски, на языке на котором могли общаться горцы разных родов, племен и наречий. — Он далеко.
— Где он? — сипло крикнул толмач, задыхаясь под башлыком; он обмотал голову, чтобы по возможности остаться неузнанным; может быть, среди сражавшихся были люди его селения.
— Я не буду разговаривать с человеком, у которого не вижу лица, — степенно произнес старик, задирая голову и глядя прямо в глаза русскому генералу.
Валериан с трудом подавил улыбку. Старик ему нравился.
ebooksa