Кряжистый Швецов спокойно слушал командующего:
— Поднимешь свой батальон и поведешь к левому флангу. Только тихо-тихо. Чтобы даже соседи не слышали. За охранением будет ждать тебя проводник. Версты через четыре поползете наверх. Там, помнится, стоит мощный лес. И от ветра защитит, и не так нашумите. Дам тебе два орудия. Больше не понадобится, вам и эти придется на руках и спинах тащить. Никакой стрельбы. Вражеские караулы только втихую: штыками или кинжалами. А поднимешься на вершину, передохни и, не дожидаясь рассвета, ударь сразу вдоль гребня.
Майор спокойно кивнул. Мясистое лицо его, как показалось Сергею в неверном свете свечи, было вполне довольно. Он понимал, как трудно поручение, и в то же время радовался, что оно досталось ему.
Ермолов шагнул к Швецову и приобнял его за плечи:
— Да помни, брат: с горы тебе дороги обратно нет. Я тебя там должен найти живым или мертвым.
Вельяминов оторвался от карты и острым взглядом пронизал Новицкого словно насквозь. И Сергей, похолодев, понял, что страшные слова Ермолова относились и к нему то же…
Если бы Новицкий сам не слышал, как умеют кричать офицеры Кабардинского полка, он бы решил, что тише этих людей не найти во всем ермоловском корпусе. Швецов подошел к костру, сказал несколько слов, и капитаны, поручики один за другим начали подниматься, исчезая в холодной и сырой ночи. Тот самый ругатель Гогниев пропал из виду одним из первых, и его же рота первая показалась у линии охранения, где ее уже ждали Мухетдин и Новицкий с Атарщиковым.
По мнению Новицкого, солдаты появились из тьмы как призраки, но Мухетдин покачал головой и что-то сказал Семену.
— Говорит, скажи начальнику, пусть идут тише. Если не могут совсем не бренчать, то пусть хотя бы не разговаривают.
— Кто слово скажет, — свирепо прошипел Гогниев, — или, не дай Господь, закурит!..
Ничего конкретно не обещая, штабс-капитан только поднял над головой огромный кулак.
Подошли три остальные роты, подъехали отправленные с батальоном орудия. Колеса пушек и зарядных ящиков обмотаны были тряпками и соломой. Только батальон двинулся, за спиной защелкали выстрелы. Новицкий обернулся в тревоге, но Швецов остался спокоен.
— Это дедушка решил им глаза отвести. Постреляют, побабахают, покричат. Все в нашу сторону меньше смотреть будут.
После десятка пуль, пущенных снизу, проснулись и потревоженные лезгины. По всему склону то там, то здесь вспыхивали ответные выстрелы. Сергей предположил, что сидящие в нижних завалах не сомкнут уже глаз до утра, да и оставшиеся наверху постараются отползти от костров. Трудно было предположить, что в такой темноте кого-то может найти верный свинец, но и случайная рана солдату тоже была ни к чему.
Ко всему еще вдруг ударило ветром. Холодные порывы его словно прутьями хлестнули по лицам, по шеям. Кто мог, запахнул башлык, солдаты же только горбились, втягивали головы, прижимая затылок к воротнику. Новицкий подумал, как же они теперь поднимутся в гору, но Семен, словно подслушав мысли, шепнул в ухо:
— Ветер от них, нас не услышат. А под деревьями все будет суше…
Когда они добрались до вершины Талгинской горы, Сергей подумал, что подъем этот будет сниться ему годами. Дорога, как и обещал Мухетдин, в самом деле была: узкая прогалина среди дремучего леса. Две лошади могли пройти рядом, но если только сначала обрубить сучья с деревьев по обе стороны. Тропа уже подзаросла подлеском едва не до пояса, цепким, колючим кустарником, похожим на верест — держи-дерево, который Новицкий видел еще в Чечне.
Только они свернули в лес, Швецов перестроил свой батальон. Роту Гогниева с проводниками — аварцем и русским, послал вперед. Три роты повел сам, а пятую оставил с орудиями. Солдаты, закинув ружья за спину погонами[43] через плечо, облепили пушки со всех сторон, так что не оставалось уже и места, за которое можно было бы ухватиться. Лошади, как ни напрягались, далее вчетвером не могли тянуть орудия по резкому уклону, и кабардинцы подталкивали еще и животных в круп, тянули упряжки за дышло, проворачивали колеса, едва ли не отрывая их от земли.
Новицкий остался с арьергардом, не надеясь на силу и быстроту своих ног. Поглядев на копошившихся подобно лесным муравьям солдат, попробовал было сам пристроиться к общей работе, но его решительно отвел в сторону капитан, командовавший ротой прикрытия:
— Вы, господин, не знаю вашего чина, уж извините, но только моим людям мешаете. Они к этому делу привычные, не в первый раз с артиллеристами вместе. Так что идите, пожалуйста, стороной и сами не потеряйтесь.