— Да уж, — подал голос и Вельяминов. — Три к одному, соотношение для них весьма выгодное.
— И позицию они заняли неплохую. Поставили на хребте передовой свой отряд, заняли перевал и наблюдают. Только мы двинемся — остальные успеют к ним подойти.
— Далеко ли стоят, бездельники?
— Аул Леваши, верстах в двадцати пяти. Его прикрывает еще один хребет с юга, так что они считают себя вполне защищенными.
— Посмотрим, посмотрим, — почти пропел хриплым голосом Вельяминов, разворачивая на столе карту.
Новицкий бросил короткий взгляд на часть свитка. Как все местные карты, она была почти вся одним большим белым пятном. Главные реки — Сулак и четыре притока его, все Койсу с разными только эпитетами. Дугообразные черточки главных хребтов и крестики на месте нескольких перевалов. Только приморская часть от Дербента и до Тарков нанесена была сколько-нибудь подробно.
— Что смотреть, — отмахнулся Ермолов. — Подождем уж до завтра. Старики сегодняшние, чай, думаю, расскажут своему джамаату[45], что у русских ни оружия, ни продовольствия, ни желания воевать. Пусть успокоятся. Странное дело, гусар. Может быть, твой человек объяснит — откуда в этих мошенниках столько наглости? Мы с Алексей Александровичем как сегодня пытались их в сознание привести! Едва ли не маслом рты мазали, а они только губы поджимают и надуваются.
Сергей вспомнил утренний разговор с Атарщиковым:
— Может быть, они ваше радушие принимают за слабость. Может быть, наша европейская вежливость в этих горах кажется трусостью.
Неосторожное последнее слово взбеленило Ермолова. Он вскочил на ноги и зашагал между стен, как медведь, поднявшийся на дыбки.
— Я им покажу, где трусость, где храбрость. Эта сволочь у меня побежит быстрее, чем олени и зайцы. К вежливости, говоришь, не привыкли?! Я-то помню, как им князь Цицианов писал. Кто-то из владетелей местных ему ответил: приди и покажи свою силу. Так Павел Дмитриевич не пером, но
Новицкий дождался длинной паузы и попробовал все-таки чуть повернуть разговор:
— В акушинцах не наглость говорит, ваше превосходительство, но гордость. Вольный народ, который никогда не знал ни беков, ни ханов, ни султанов, ни падишахов. Надир-шах персидский, тот, что потом захватил Дели, дважды приходил в Дагестан в середине прошлого века. Сначала посылал своего брата. Ибрагим-хан уложил в этих горах тысячи сарбазов и сам остался навеки. Через несколько лет уже сам шах привел сильное войско. Есть здесь аул, называется Иран-Хараб, там была жестокая битва. Сначала иранцы одолевали, но подошла помощь со всего Дагестана. Говорят, даже женщины катали камни с горы, заряжали мужчинам ружья и резали врагов кинжалами на завалах. Надир-шах смог убраться живым, но из тридцати пяти тысяч воинов увел с собой семь или восемь.
Вельяминов пристально смотрел на Новицкого, чуть сужая глаза:
— Вы хорошо осведомлены в истории этого края.
«Хорошо» прозвучало как «чересчур хорошо».
Сергей поспешил оправдаться:
— Я пытаюсь узнать обычаи народов, с которыми нам приходится воевать. Чем лучше мы знаем их языки и привычки, методы хозяйства и, конечно же, военные хитрости, тем проще нам будет обосноваться на этой земле.
Вельяминов принялся скручивать карту:
— Не думаю, что нам следует входить в эти тонкости. Впрочем, вам запретить я никак не могу и, более того, не хочу. Вы, господин Новицкий, человек нам полезный и продолжайте свои занятия. Хотя, признаюсь, поначалу я едва не отправил вас обратно в Тифлис. Не терплю при штабе бездельников. Но теперь понимаю, что мог поспешить и ошибиться… Что же касается отношений с местными жителями, то я получаю задачу от командующего и думаю, как мне решить ее теми средствами, что находятся в моем распоряжении. За годы службы я вполне уверился, что картечь, штыки и сабли — аргумент вполне доступный любому человеку, европеец он или азиат. Что же касается вещей, так сказать, метафизических, то сказал уже один генерал, что Господь принимает сторону больших батальонов.
ebooksa