– Вдруг наш проводник передумает, – сказал шедший следом Осадчий. – Он ведь из той породы людей, которые чужую жизнь ценят выше собственной. Следовательно, угрожая ему персонально, мы не достигнем желаемого.
– Гениально, босс! – воскликнул Емельянов.
– Пройдите в тоннель. Заминирую дверь, – сказал Осадчий.
– С «секреточкой», как обычно? – спросил Емельянов.
Осадчий кивнул.
– Чтоб испугаться не успели.
В тоннеле Хабаров опустился на колени и положил Марину на землю.
Несколько раз он легонько ударил девушку по щекам.
– Марина, ты слышишь меня?
– Мужик, давай я ее автоматом по уху звездану, враз очухается! – заржал Емельянов.
Девушка судорожно вдохнула и открыла глаза.
Хабаров снял теплую форменную куртку, приподнял Марину и помог ей эту куртку надеть. Грязный, местами обгоревший халатик, коротенькая юбка и тонкая шелковая блузка в сыром холодном подземелье ее вряд ли согревали.
– С-сп-па-асибо… – запинаясь, произнесла она.
Он помог ей сесть, вскользь коснулся щекой ее щеки, удовлетворенно кивнул: температуры не было. Значит, ушивая рану, свою работу он сделал чисто и правильно.
– Все хорошо, девочка. Сейчас домой пойдем. Идти можешь?
Она кивнула, всхлипнула, дрожащими руками вцепилась в комбинезон Хабарова и зашептала:
– Вы только им меня не отдавайте!
Ладошкой он вытер ей слезы.
– У меня бинты в кармане остались. Давай-ка я тебе ноги перебинтую. Будет что-то вроде рейтуз. В подземельях холодно. Градусов до 15 мороза бывает. Не надо меня стесняться. Замерзнешь с голыми ногами.
– Я, знаете, всегда жалела, что жизнь моя скучная и однообразная. Глупо, правда?