Заполненными оказались и зрительские, обычно полупустые, ряды — всё было забито адъюнктами и преподавателями. Даже слушатели, чуравшиеся туманных научных диспутов, на этот раз примчались и за неимением мест расселись прямо в проходах.
В первом ряду среди прочих соискателей раскинулся Дюкин. О команде Чурбанова ему было известно, и он то и дело внушительно поглядывал на часы с видом занятого человека, впустую теряющего время.
Наконец в президиум поднялся Игошев. Постучал ручкой по графину, обвёл взглядом враждебный сегодня зал и предпринял последнюю попытку спасти ситуацию:
— Товарищи, у нас обширная повестка плюс две защиты. Кроме того, вынесены на утверждение пять кандидатских тем. Все предварительно согласованы с научными руководителями и одобрены кафедрами. Предлагаю для экономии времени утвердить пакетно, как мы частенько практикуем. Если нет возражений, переходим ко второму вопросу повестки…
— Как то есть пакетно? — прошелестел слабый голос генерала Весельчука. Оказывается, когда надо, он слышал. — Почему пакетно? Нет уж, давайте без халтуры. По каждой кандидатуре.
И, разумеется, был поддержан.
— Ну, если не жалко времени… — Игошев укоризненно покачал головой.
Первые четыре темы просвистели, как пули, — через пяток минут были утверждены.
— Последняя тема: «Действия органов внутренних дел в период массовых беспорядков». Соискатель Дюкин. Кафедрой общественного порядка одобрена. Полагаю, и нам следует сделать то же самое. Кто за? — Игошев бодренько поднял руку и умоляюще посмотрел на лучшего друга — Арапетяна.
— Рука не поднимается, — извинился тот.
— А что это за тема такая? — свежо поразился Юрий Игнатьевич Липатов, будто никогда прежде не слышал ни о теме, ни о соискателе. Зал предвкушающе затих. Липатов, автор известных монографий по уголовному праву, снискал репутацию крупного ученого. Но куда круче была его слава полемиста. Потому что в трудах его, обстоятельных, но холодно-бесстрастных, пропадало главное человеческое качество Юрия Игнатьевича — едкая и всепрожигающая, словно соляная кислота, язвительность. Оппонентов в научном споре он просто сжигал. А уж что за оппонент для него косноязыкий Дюкин?
Игошев безнадежно прикрыл глаза.
— Пусть соискатель для начала объяснит, где это он на седьмом десятке лет советской власти выискал массовые беспорядки? — потребовал Ляпунов. — Только встаньте, когда к вам обращается член ученого совета.
Дюкин поднялся.
— Может, щас и нет. А если будут?
— Откуда вдруг будут? — Липатов плотоядно сощурился. — Или вы не слышали, что у нас общество развитого социализма построено?
— Что ж с того, что построено? — Дюкин набычился. — Бывает-то всякое. Я вот много лет по Прибалтике служил. Там разные настроения. Есть и которые экстремисты — за отделение. И если вдруг полыхнёт, надо ж знать, кто, куда, за кем. Чтоб без паники. Ранжированно.
— Вы что же, не верите в интернационализм братских советских народов? — перебил его Липатов.
Наступило неловкое молчание. Использовать в научном споре популистскую риторику здесь всегда считалось моветоном. В стремлении отхлестать выскочку-солдафона Липатов нанес удар за гранью фола.
Положение поправил Безродный.
ebooksa