— Значит, о сыне он узнал впервые в конце прошлого года?
— Я и толкую об этом. Прямо под Новый год приезжает, в ножки ей. Говорит, помотался по свету-лучше тебя нет, прости, если можешь. А как не простить, коли сыну отец родной? От своего не бегут… Тем более Серёжа ему сразу на шею, Мне припомнился разговор в Ищенко… Залесский же не воспитывал своего сына, а тот ему сразу на шею...
— Но ведь ребёнок видел его в первый раз, — сказал я.
— Родное, оно чует. Ребёнку ласки отцовской, как солнца, требуется. В садике на улице все дети про своих отцов говорят, А детское сердце чуткое, обидчивое…
— Она его сразу простила, я имею в виду Залесского?
— Я это уж не Знаю, сразу ли, на следующий день ли, а может, и через неделю. Кто промеж мужем и женой влезет? Одним словом, приходят они ко мне на другой день нового года, по новому стилю, говорят, зарегистрировались…
Я вспомнил справку из загса.
— Наверное, третьего января?
— Постойте. Да, третьего. Старуха я, память прохудилась… Обженились, значит. А мне что? Я рада. Хватит, думаю, Ане в матерях-одиночках ходить. Перед людьми всетаки неудобно. И Серёжка при отце. Родном. Здесь, у меня, мы и отпраздновали. Валерий в магазинчик сходил. Все сам. Как полагается, шампанское, бутылочку водки. Но водку не всю выпили. Я питок никудышний, а больше мужиков нету. Валерий говорит, увезу Аню отсюда, надо, мол, жизнь посмотреть… Увёз… — Старушка неожиданно замолкла.
— Почему именно в Крылатое?
— Бог их знает. Человек к человеку тянется…
— К какому человеку?
— Дружок Валерия там работал, кажись. Да, точно.
Он их и пригласил. Обещал положить зарплату хорошую, квартиру выделить…
— Не Пащенко?
В Крылатом я слышал о нем от Мурзина. До Ильина был главным агрономом. В совхозе его прозвали Громышок.
— Он самый, — подтвердила старушка. — Я-то его в лицо не видела.
— Ну это, так сказать, повод уехать. А других причин не было?
— Не понимаю, мил человек, ты уж объясни мне, старухе…
— Может быть, им здесь нельзя было оставаться, люди .болтали что-то или ещё что другое?