Я подумал, что смогу сам допросить его. А сейчас мне надо было вызвать на допрос Ильина.
Вид у него был несколько усталый. Если прежде он держался напористо, то теперь передо мной сидел человек с задумчивым взглядом. Его сильные, широкие в кисти руки свободно лежали на коленях. Кожанка застёгнута на все пуговицы…
— Николай Гордеевич, а ведь в прошлый раз вы мне сказали далеко не все о ваших взаимоотношениях с Залесскими и, в частности, с Аней.
— Я сказал все, что может вас интересовать.
— Хорошо. Давайте выясним и вспомним кое-какие подробности вашей жизни в Вышегодске. — Он поднял на меня глаза. Пожал плечами. Может быть, играл в равнодушие? — Между прочим, забор, который вы помогли поставить Сергею Петровичу, я имею в виду отца Ани, стоит до сих пор. Добротно сделано. Вы не припомните, когда это было?
— Я помню, когда это было, — ответил он, нахмурившись.
— На каком курсе вы учились?
— На третьем.
— А Аня?
— На втором.
— Вы что, дружили с Сергеем Петровичем, бывали у них дома? — Он промолчал. — Зачем вы к ним ходили, знают все…
— Ну и что? — Я видел, что он снова превращается в того Ильина, которого я помнил по первому допросу. Противодействие, раздражение…
— Я не понимаю одного, из каких соображений вы скрываете, что добивались любви Ани. До того, как она сошлась с Залесским, и потом, когда приехали в Вышегодск на защиту диссертации. Вы можете обьаснить?
— А я не понимаю, зачем вам надо копаться в моих личных чувствах! — почти выкрикнул он, И спохватился.
Потом добавил уже спокойнее: — Я не знаю, чего вы от меня хотите?
— Истины.
— Какой истины?
— Ваших истинных с ней отношений и намерений.
— Вы же знаете правду! Больше ничего нет. Уж если про забор узнали… — он махнул рукой.
— Значит, все-таки у вас были интимные отношения с Залесской?