Дорога войны

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как не понимал тебя, так и не понимаю, — сказал Кунгурцев хмуро. — Ты действительно нерусская. Совсем другое мышление. Все же чуждые русскому языки сильно влияют! Русским вообще не стоит учить иностранные языки, предателями становятся! Как услышу твое «аэнтэба иа да», так внутри все дыбом встает! Извини.

— Знание языка помогает узнать народ, — тихо сказала Зита. — А узнать — значит, и полюбить, потому что в языке его душа. Да, я люблю Картли, в этом смысле ты прав. Но там… такие же люди, понимаешь? С теми же бедами и заботами, они так же любят детей и ненавидят врагов…

— То есть нас, — жестко сказал Кунгурцев.

— То есть нас, — согласилась она. — А мы — их. И я — посередине….

Кунгурцев остро глянул на нее, словно попытался заглянуть в душу.

— Тяжело?

— Сердце рвет, — призналась она. — Проклятая война…

— И на чью сторону встанешь в итоге?

— А у меня нет сторон. Я всех хороших людей люблю. И тебя, и того паренька из «Барсов Гомбори», помнишь? Джаиани — удивительно талантливая семья, они все музыканты, композиторы во многих поколениях… и очень, очень порядочные люди. Это у них наследственное.

— Как они свою Грузию воспевают — уржаться можно! — буркнул Кунгурцев. — На карте фиг разглядишь, а туда же, великая нация! В каждой песне или Руставели, или Пиросмани, потому что больше никого у них нет, но гордятся как!

— Есть немножко, — улыбнулась Зита. — Такой забавный национализм. Но из него выросли и страстная любовь к родине, и букет чудесных песен… А у нас угрюмый имперский национализм, и из него тоже выросли и патриотизм, и букет чудесных военных песен…

— Все равно не понимаю. Я вот знаю немецкий язык, переводчик второго класса как-никак, а что-то особой любви к Германии нет.

— А ты плохо его знаешь, — снова улыбнулась Зита. — Тебе бы Давида в инструкторы на пару лет, по-другому бы запел, по-немецки… О, Лена идет. Сейчас что-то скажет, вон как глазки сверкают.

— Значит, так, голубки влюбленные! — сердито сказала Лена и плюхнулась рядом. — Вас на минуту оставить невозможно, уже снюхались! Зита, я тебя поколочу когда-нибудь!

— А по существу? — усмехнулся Кунгурцев.

— А по существу мы, ребятки, переходим в прямое подчинение Главному политуправлению ВС, и предстоит нам сейчас двигать обратно! — сказала мрачно Лена. — Ибо на Южный фронт прибыл аж целый член Высшего Военного Совета. И какого-то хрена его понесло в Карс! Представляете?! На вертолете. Наверно, поверил, что наши технологии невидимости — самые невидимые в мире! Не, ну каков идиот?! Ну, его и сбили над бесполетной зоной. Типа вслепую, случайно. И тут же извинились. Вертолетчики, правда, молодцы, приземлились на спас-режиме, и даже почти никого не покалечили. Недалеко, километрах в пятидесяти от нас. Правда, и в тех же пятидесяти километрах от трассы. И сейчас они тащат этого мудака по горам к перевалу, ему там ножку, что ли, прищемило. А вместе с ним тащится вся шобла сопровождения, десяток рыл высокопоставленных офицеров при парадной форме! А за ними, надо полагать, выдвигаются егеря, кто ж такой жирный кус из зубов упустит… Да и хрен бы с ними со всеми, но там еще встрял один очень серьезный спец. Очень серьезный. Ведущий специалист по «хамелеонам». Если кто не понял, это благодаря ему мы все неоднократно оставались живыми. И вот у нас приказ Москвы, ребятки: вытащить всю эту шоблу за перевал. Не получится всех — хотя бы члена Военсовета и спеца. Не получится обоих — хотя бы спеца. Живым. Именно в такой последовательности. И без него нам лучше не возвращаться. В прямом смысле, так и предупредили. И теперь самое смешное: ты, подруга, его хорошо знаешь.

«Спартак» быстрым маршем шел по горам, не выбирая дорог. Правда, их здесь и не было. В нужном направлении — не было. Пятьдесят километров. Час для огневой платформы абсолютной проходимости по нормальной грунтовой дороге. Два — по плохой. И два дневных перехода ножками по горкам. Три, если нести раненого. Четыре — с неподготовленной группой… И нисколько, если на след встали егеря. И потому «Спартак» спешил.

Шли быстро, но аккуратно, с проверкой на мины и засады. Лена после очередного сеанса спецсвязи сделалась мрачной и предрекла, что сдохнет к ночи. Кунгурцев обнадежил — пойдем и ночью тоже. Логика проста: если сбили вертолет с эксклюзивными пассажирами, то обязательно отправят егерей проверить место падения. А у группы сопровождения и вертолетчиков — только легкое стрелковое, десантные «трещотки», удобные в ближнем городском бою и бесполезные для действий в горах. Значит, надо успеть раньше егерей. Всего-то делов — суточный марш-бросок. Оставили сверхкомплектный боезапас— не бросили, именно оставили! — и помаршировали, где ползком, а где бегом. Горы — они такие, ровного темпа не допускают… Возвращаться планировали тем же маршрутом, потому боезапас оставили с прицелом на бои прикрытия. С тем же прицелом в двух особо удобных для обороны местах оставили легкораненых. Главное — темп! Лена хрипела и беззвучно плакала. Оставили и ее с двумя девчонками-санитарами, тоже потерявшими все силы. И к утру вышли по сигналу маяка точно на группу. Вышли, услышали далеко внизу, в ущелье, рычание брони и облегченно вздохнули — успели! А броня… и что — броня? По горам броня не пройдет, даже огневые платформы абсолютной проходимости не пройдут. Ну а егеря — противник знакомый, предсказуемый, егерей есть чем встретить.

Кунгурцев по каким-то своим соображениям поделил отряд надвое, и к офицерам генштаба вышла малая часть «Спартака» во главе с Зитой. Хоть и предупредили заранее, что выйдут, но офицеры все равно вздрогнули и схватились за автоматы. Все же хорошая вещь — «хамелеон», лучше только «реактивка»…

Зита быстро оглядела подопечных. На легких носилках из аварийного комплекта вертолета — среднего возраста генерал, нога в бинтах. Эффектная женщина-военврач при нем — ну, это как полагается, удивительно, что всего одна. Группа личной охраны, пятеро мрачных бугаев в форме горных стрелков — тоже как полагается. Несколько офицеров, действительно в парадной форме. Отдельно — пожилой полковник, по виду совершенно не военный. И юный худой лейтенант рядом с ним. Тот самый серьезный военспец. Богдан Джепа, ее друг детства.