Другая машинистка

22
18
20
22
24
26
28
30

И тут же поняла: это испуганное удивление (признак неосведомленности) лишило меня только что отвоеванной территории в поединке против человека в лабораторном халате.

Он презрительно закатил глаза, вздохнул, откашлялся.

– Послушайте, мисс… Мисс Как-вас-там… Передайте мисс Лазар попросту следующее: эта порция – чистый яд, но я попробую снова. У меня есть друг на фабрике красителей для волос. Поэкспериментирую с их материалом. – Он сунул мне под нос бутылку. – Вот! – рявкнул он. – Пока можете ей передать.

Я промедлила в нерешительности, и он покачал бутылкой, словно дразня меня.

– Что это? – спросила я, глядя на зеленое шероховатое стекло без наклейки.

– Доказательство, – ответил доктор Шпицер. – Пусть видит: я не продаю годный товар налево.

Пальцы мои нерешительно сомкнулись вокруг горлышка. Я сощурилась, пытаясь сквозь стекло различить содержимое. Жидкость внутри была прозрачной, словно кристалл. Я повращала бутылку, и доктор Шпицер нахмурился.

– Не вздумайте пить, – предостерег он. – На это у вас здравого смысла хватит, надеюсь?

– Ну… да.

– Еще бы. Вид-то у вас холеный. Небось привыкли к импортным напиткам, а не к пойлу.

Я тупо вытаращилась на него. Никто в жизни не называл меня «холеной». Манеры доктора Шпицера с каждой минутой становились все нестерпимее. Когда он в очередной раз грубо оглядел меня с ног до головы, с него слетело даже отдаленное сходство с университетским человеком (а ведь обращение «доктор» это подразумевало). Проступило совсем другое выражение – волчье, жестокое.

– Да уж, видал я таких. Пусть фабричные мальчишки травятся, тут уж как кривая вывезет, а вы к самопалу и не притронетесь. – Он озлобленно выдохнул, пожал плечами. – Ладно, плевать. Передайте ей, что я сказал, и все.

Я так и стояла, пытаясь усвоить весть, которую следовало передать. С каждой минутой раздражение в нем росло, это было очевидно. Я что-то испортила: и его оскорбила, и выказала себя неженкой. Он ткнул пальцем в кнопку, где-то далеко зажужжал электрический звонок. Мгновение – и рыжий уже в дверях.

– Стэн вас проводит, – сухо и пренебрежительно сказал доктор Шпицер и уткнулся в свои колбы, словно от меня уже и воспоминания не осталось.

Я машинально следовала за Стэном и не успела оглянуться, как уже стояла снаружи, а тяжелая деревянная дверь с грохотом захлопнулась за спиной. Липкий бриз дул с реки, а впереди я различала в отдалении зубчатую эстакаду моста Куинсборо. Бутылку я крепко сжимала в руке, под пальто, и она меня очень обременяла: куда ж это годится, если меня увидят на улице с немаркированной бутылкой алкоголя.

Однако, оглядевшись, я поняла, что увидеть меня некому. И выбираться не на чем: ни швейцар, ни коридорный не вызвали мне такси, а я-то быстро привыкла к такому комфорту. Я двинулась пешком по гравию берега к цивилизации. Хотя в дом меня впустили и из дома вытолкали с великой поспешностью, в целом поручение отняло у меня больше времени, чем я рассчитывала. Пробираясь от замусоренных промышленных кварталов к широким городским улицам, я безнадежно глянула на часы и убедилась, что ехать в участок имеет смысл разве лишь затем, чтобы успеть попрощаться с коллегами, – рабочий день закончился. Поколебавшись на подступах к Первой авеню, я остановила такси и назвала водителю адрес отеля. По крайней мере, я не сомневалась, что Одалия сумела прикрыть меня на работе.

Вечером, когда я передала сообщение и вручила бутылку, Одалия, кажется, особо не удивилась.

– Он, конечно, шарлатан, этот доктор Шпицер, – сказала она, рассеянно глянула на бутылку и тут же отставила ее на столик. – Я не очень-то и надеялась. Бог весть, с какой стати Гибу вздумалось его нанять. По мне, так этот «доктор» вовсе не разбирается в химии.

Мне припомнилось, что доктор Шпицер сказал о последней партии: «Если мы не хотим, чтобы еще кто-то протянул ноги, как в прошлый раз…» Как будто угадав мои мысли, Одалия перелистнула страницу в журнале и, рассеянно глядя вдаль (о бутылке, стоявшей на столике, она вроде бы забыла), добавила:

– Всякое о нем говорят… уж поверь.