Парк Горького

– Ты понимаешь, во что превратишь ее жизнь? – гнул свою линию Опалин. – У тебя нет права так поступать. Просто нет права.

– Отвяжись, – вяло попросил Соколов. – Ты это… Ты мне еще рассола дай.

Иван налил ему рассол в стакан. За окнами прогрохотал трамвай. Александр сделал пару глотков и сидел, тяжело дыша, но Опалин видел, что его товарищ мало-помалу приходит в себя.

– Меня и правда хотят уволить? – спросил наконец Соколов, исподлобья глядя на собеседника.

– А ты как думал? Они же видят, что с тобой творится. Пока делают вид, что верят твоим отлучкам. Но ты же знаешь: всякое «пока» когда-нибудь кончается.

– Ладно, успокойся, – хмыкнул Александр. – Убивать я никого не буду. – Он улыбнулся так, что Опалин похолодел, и добавил: – Но Фриновского я на чем-нибудь поймаю. И расстреляю. Говорят, он взятки берет…

– За взятки не расстреливают, – машинально поправил собеседника Опалин. – Максимум – сажают с конфискацией имущества.

– То-то и оно, – удрученно отозвался Соколов.

Опалин знал, что следователь Фриновский – чрезвычайно умный, ловкий и изворотливый тип и что, если дойдет до дела, то скорее уж он поставит к стенке их с Соколовым, а затем спляшет на их могиле. Не за Фриновского Иван волновался, а за Сашу, за его дочь и за трогательную белую собачку, которая преданно смотрела на Свету, пока она рисовала в своей тетрадке.

– Ты, Ваня, молодец, – пробормотал следователь. – Не женишься – и правильно делаешь. Свяжешься, потом не развяжешься… – Он вздохнул. – Ну, давай, говори, зачем пришел. Я же вижу, у тебя что-то на уме.

– Не стоит, Саша. В другой раз поговорим.

– Нет. Щас. Ты думаешь, я не соображаю ни черта? Я все соображаю. – Соколов тяжело наклонился вперед, отломил кусок от булки, лежащей на столе, и стал жевать ее, едва ворочая челюстями.

Опалин рассказал, как привлек к делу Василия Михайловича, как выяснил, что украденные с Пречистенки ценности могли быть ранее похищены Романом Елистратовым, и спросил, что Соколов обо всем этом думает.

– Если он жил в Москве, не тужил и никто его не трогал, значит, дело закрыли, – проворчал Соколов, ероша волосы обеими руками. – Материалы из Ленинграда я для тебя добуду. А эта банда, о которой ты говоришь…

Он задумался.

– Понимаешь, какая штука, – медленно продолжал Соколов, – то, что ты мне рассказал… втерлись в доверие, всех перебили, забрали ценности и растворились… где-то я уже встречал такое. Бывший нэпман… как же его… в Одессе? Ну да, в Одессе… По фамилии Гольц. На даче его убили вместе с семьей. Это Фриновский мне рассказывал, – добавил он мрачно. – И там тоже взяли какие-то сокровища, которые нэпман припрятал до лучших времен.

– Когда это случилось? – быстро спросил Опалин.

– Несколько лет назад. Ты у гаденыша… у Фриновского лучше спроси. – Александр беспокойно шевельнулся. – Слушай, я понимаю, Пречистенка, то, се… но все же это не мое дело. А вот убийство в парке Горького – мое, я за него отвечаю. У тебя что-то есть?

– Кое-что, – ответил Опалин и принялся рассказывать.

Когда он закончил, Соколов какое-то время молчал, растирая лоб.