Парк Горького

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет. Ты не можешь быть Ваня. Ты большой.

– Ну я когда-то тоже был маленький, – заметил Опалин. Ребенок насупился.

– Но сейчас-то ты не маленький. Значит, ты не Ваня, а Иван.

– Санечка, кто там? – прозвенел женский голос, и в коридоре показалась стройная улыбчивая женщина в фартуке. Судя по муке на ее руках, она месила тесто.

Опалин достал удостоверение.

– Уполномоченный угрозыска Опалин. Мне нужно поговорить с Михаилом Лучиным. Это ваш муж?

Женщина застыла на месте, но в следующее мгновение ее лицо прояснилось.

– А, вы, наверное, по поводу этого ужасного происшествия… Проходите. Миша дома, он железную дорогу чинит.

Части последней фразы плохо стыковались между собой, но Опалин решил повременить с вопросами и правильно сделал. Комната Лучиных была последней по коридору, и, войдя, Иван мысленно решил, что с хозяйкой ей повезло. Ни пылинки, ни соринки, нигде не валяются драные чулки или носки, на старом кресле что-то вроде вязаного чехла из разноцветных ниток, покрывала на кроватях украшены вышивкой, на которую наверняка ушел не один день. Подоконник заставлен цветами, за которыми явно хорошо ухаживают, потому что они прут из горшков во все стороны; на стенах висят рисунки и фотографии в рамках. Возле небольшого стола, на котором возвышалась самодельная игрушечная железная дорога, стоял худощавый брюнет и сокрушенно рассматривал сломанный паровоз.

– Миша, это из угрозыска, насчет Зои, – сказала Лариса, которая осталась стоять в дверях. Она удержала сынишку, который хотел войти в комнату. – Пойдем, Санечка, поможешь мне делать начинку для пирожков.

Брюнет поднял голову. Обыкновенный выцветший гражданин средних лет, подумал Иван, и почему Василий Михайлович назвал его красавцем? Лариса меж тем уже удалилась вместе с сыном, аккуратно прикрыв дверь.

– Можно взглянуть на ваши документы? – попросил Опалин.

Лучин положил разбитый паровоз на стол и полез в ящик комода. Иван тем временем рассматривал фотографии на стенах. Да, в юности хозяин действительно был хорош собой и излучал сплошное очарование. Позже юношеская припухлость лица ушла вместе со свежестью, кожа стала обтягивать скулы, лоб сделался выше из-за того, что волосы начали отступать, губы истончились, и от былого обаяния не осталось и следа. «Нет, – поправил себя Опалин, внимательно поглядев на Михаила Лучина, – тут не только пропорции лица нарушились, но и выражение глаз стало другое. Не очень-то жизнь его баловала, похоже».

– Вот, – сказал Лучин, протягивая гостю паспорт в серой обложке. Опалин быстро просмотрел его. Отношение к воинской службе… Социальное положение… Ничего особенного. Хотя что такого он рассчитывал увидеть в официальном документе?

– Ужасно, что Зою убили, – пробормотал Михаил, проводя рукой по лицу. У него были красивые, артистические пальцы, и Опалин подумал, что Лучин, вероятно, и нарисовал те картинки, которые красовались на стенах. – Я, конечно, знал ее… как соседку… и Карасика знал… Никогда бы не подумал, что он решится на такое…

– Я здесь не по поводу убитой Зои Ходоровской, – сказал Опалин, возвращая хозяину паспорт и следя за выражением лица собеседника. – Скажите, вам известна некая Марья Груздева?

Лучин растерялся. Он стоял и смотрел на Опалина, как кролик на удава. Кадык на шее хозяина комнаты судорожно дернулся.

– Вы ее, кажется, знали под другим именем – Ольга Замятина, – добавил Опалин. – И даже собирались с ней расписаться, насколько я помню.

– Послушайте, ну когда это было… – заговорил Михаил. Он начал приходить в себя. – Я… так вы из-за нее пришли?

– Именно.