Очень хотелось пить. Безумно хотелось пить… Я попытался пошевелиться, но на меня сразу нахлынули боль, тошнота и головокружение. Пить расхотелось. Шевелиться тоже… Я тихонько застонал от боли, надеясь, что кто-нибудь придёт, погладит меня по головке, скажет, что всё хорошо, и даст таблеточку…
Кто-нибудь не пришёл: он нагло захрапел неподалёку, терзая мой измученный мозг своими неблагозвучными руладами. И мне вдруг стало так себя жалко, что я даже начал чуть-чуть подвывать в темноте… И — о чудо! — кто-нибудь перестал храпеть, хрюкнув в последний раз. Наверно, лучше не издавать звуков… А то вдруг «кто-нибудь» не в духе…
Я решил стойко пялиться в темноту, пока не станет светло, потому что…
Утро окрасит ярким светом отвратительных чудовищ! И всё-таки этими чудовищами были мои верные «гвардейцы» и я сам — все, кто остался. Все тридцать четыре стойких бойца, больше похожих на порождение ночных кошмаров. Когда я открыл глаза и проморгался, то передо мной предстала картина из серии «Мутанты на пикнике».
— Доброе утро! — поприветствовал меня мутировавший Борборыч. Он сидел перед небольшим костерком, разведённым в земляной яме.
В своей новой ипостаси он был лыс, безбород, с отвратительными волдырями на лице и красными пятнами вокруг них.
— Хотя именно это утро я бы добрым не считал… — добавил он, чуть изогнув то место, где должна быть бровь, и посмотрев по сторонам. — Как самочувствие?
— Отвратительное. Мог бы и не спрашивать… — ответил я и попытался сесть.
Голова закружилась, хоть и не очень сильно. Однако вот больно было… Пожалуй, что везде… Болела нога, упакованная заботливыми неизвестными в самопальную шину. Болела обожжённая кожа — прямо-таки каждой клеточкой. Болела и голова, решив не отрываться от коллектива — то есть, организма. Я даже выдал несколько непечатных выражений по каждому из вышеназванных поводов.
— Радуйся, что вообще смог сесть! — сказал мутировавший Кадет, появляясь откуда-то сбоку. — Честно, я думал, что ты ещё пару дней проваляешься.
Кадету досталось не меньше, чем Борборычу, но в его случае основной удар пришёлся на тело. И правую половину лица он сохранил в неприкосновенности. Зато его руки и торс были одной сплошной мутацией. Местами с него уже слезала кожа… Бр-р-р-р!..
Я осмотрел себя и осознал: выгляжу я ничуть не лучше, даже хуже. На своё лицо я взглянуть не мог, а ощупывать руками побоялся.
— А что с нами такое? — поинтересовался я
— А ты ничего не помнишь? — удивился Борборыч.
— С учётом того, как он башкой приложился и сколько пролежал… Ничего удивительного! — заметил Кадет.
— Кутерь… Какаль…. Кукуй… — я пытался вспомнить, кого мы там победили.
— Нет, общий ход мысли мне ясен! — серьёзно кивнул рейд-лидер. — Но кукуем мы тут давно, а победили кутуль-кава.