Свет оставленных включенными фар еще не успел исчезнуть за завесой дождя, когда они услышали позади себя тяжелый удар и жуткий скрежет рвущегося металла.
Они шли вперед, сквозь тьму и дождь, которым, казалось, не будет конца. Временами темнота взрывалась вспышками молний, и тогда Кийск, обернувшись назад, мог видеть бледное, облепленное мокрыми волосами лицо Аники. Кийск был поражен упорством и выносливостью девушки. Он и сам, привыкший, казалось бы, ко всему, чувствовал уже, как усталость сковывает движения, а Аника, закусив губу, не причитала и не просила о помощи. Лишь однажды девушка позволила другим заметить, насколько была утомлена, когда, оступившись на зыбкой почве и упав, замерла, припав всем телом к мокрому песку. Но, стоило Игорю наклониться, чтобы попытаться помочь ей встать, как она сама как ни в чем не бывало быстро поднялась на ног.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. На смену кромешному мраку вновь пришли багровые сумерки, и люди увидели прямо перед собой горы, до которых было не более километра, и, высоко над ними, — Блуждающий дом.
Жары не было, и от земли не поднимались испарения, но тем не менее песок под ногами быстро просыхал, словно вода уходила куда-то в подземные пустоты.
— Здесь уже можно остановиться и передохнуть, — сказал, обернувшись, шедший первым проводник.
Кийск посмотрел на Анику, предоставив ей принять решение.
— Дойдем до гор, — упрямо произнесла девушка, хотя едва держалась на ногах.
Почти у самого подножия гор дорогу путников пересекла небольшая река, текущая по дну глубокой ложбины.
— Куда впадает эта река? — спросил Игорь у нестабилизированного.
— Никуда, — ответил тот.
— Эта речка называется Стикс, — мрачно пошутил Кийск.
Перейдя речку вброд, они вскоре достигли каменной плиты, служащей основанием для высоких, отвесных скал.
Аника устало опустилась на камень и закрыла глаза. Но уже через минуту она приподнялась, достала из своей сумки расческу и зеркальце и начала приводить в порядок спутанные волосы.
Проводник, сказав, что скоро вернется, направился куда-то вдоль скальной стены. Вернулся он минут через десять, неся в охапке десятка полтора серых волокнистых брикетов, используемых в пустых землях в качестве топлива.
Разведя огонь, люди стали сушить одежду и обувь. Заставили раздеться и нестабилизированного, хотя тот долго упирался. Сняв наконец одежду, проводник присел в стороне от остальных, старательно отводя лицо в сторону и прикрывая его ладонью.
— Слушай, кончай дичиться, — окликнул его Кийск. — Двигайся ближе к огню.
— Хочешь подружиться с нестабилизированным? — с раздражением и, как показалось людям, глубоко затаенной злостью отозвался проводник. — А как тебе понравится это?
Он повернул к Кийску свое лицо, на котором сейчас один глаз сполз на щеку, другой поднялся до виска, а между ними, рассекая овал лица наискосок, растягивались в усмешке широкие полосы губ.
— Если ты собрался этим меня напугать, — спокойно ответил Кийск, — то, уверяю тебя, мне доводилось видеть вещи и пострашнее. Уродливым делает человека не внешность, а то, как он сам относится к себе и другим людям. Если ты считаешь себя каким-то особенным, а нас держишь за пустых болтунов и недоумков, то можешь и дальше оставаться там, где сидишь.
На перекошенном, постоянно пребывающем в движении лице нестабилизированного невозможно было уловить какое-либо выражение. Но после слов Кийска проводник поднялся со своего места и подсел к костру.
ebooksa