— И что же?
Прежде чем ответить, Леру запрокинул голову, чтобы взглянуть на багровое небо, похожее на неумело разрисованный купол огромного планетария. Зрелище показалось ему настолько грустным, что он тяжело и протяжно вздохнул.
— Причина всего происходящего заключается в том, что мир, который мы видим, попросту не существует. Это всего лишь иллюзия.
Единственным, кто при этих словах философа не посмотрел на него удивленным взглядом, был рядовой Рахимбаев, которому приходилось следить за дорогой. Но даже он как-то зябко повел плечами.
— Бред! — фыркнул Бергсон.
Получилось у него это как-то очень уже вымученно и совершенно неубедительно. Он как будто не высказывал собственное мнение по поводу услышанного, а пытался сам себя убедить в том, что гипотеза Леру представляется ему безосновательной.
— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Леру. — Это именно иллюзия, а не бред.
— Выходит, мир вокруг нас вовсе не существует? — спросил, поведя рукой по сторонам, Ли Тан-Бо. — Это что-то вроде виртуальной реальности?
— Нет, — отрицательно качнул головой Леру. — Этот мир реален, но иллюзорен. То есть мы воспринимаем его не таким, какой он есть на самом деле.
— Но почему именно пустыня? — спросил Кийск.
— Не забывайте, что мы имеем дело с иллюзией, созданной довольно значительным числом людей. Ровное открытое пространство — это самое простое, что может вообразить себе человек; своего рода компромисс, к которому все мы негласно пришли.
— У вас имеются доказательства, подтверждающие вашу теорию, господин Леру? — спросил, не скрывая скептицизма, Бергсон.
— Конечно, — Леру вновь коснулся пальцем лба. — Попытайтесь, господин Бергсон, предложить более простое и непротиворечивое объяснение фактам, свидетелями которых мы стали, и, если вам это удастся, я с радостью признаю, что моя теория несостоятельна. А до тех пор я буду использовать ее в качестве рабочей гипотезы, которая, как мне представляется, способна объяснить многое, если не все.
— Например?
— Вы, должно быть, обратили внимание на то, что, когда вы идете по песку, ноги в нем не вязнут. Я объясняю это тем, что песок иллюзорен. Создавая его с помощью нашего коллективного воображения, мы на подсознательном уровне позаботились о том, чтобы нам было легко и удобно ходить по нему. У вас имеется какое-либо иное, более убедительное объяснение, господин Бергсон?
Бергсон в ответ только презрительно фыркнул. Ему нечего было противопоставить гипотезе Леру, но при этом он не желал признавать своего поражения. А потому он просто решил сделать вид, что не намерен продолжать обсуждение данной темы ввиду ее абсолютной несерьезности.
— Выходит, сколько бы мы ни ехали, мы не увидим ничего, кроме красной пустыни? — спросил, не оборачиваясь на сидевших позади него, Рахимбаев.
— Ну, во-первых, как совершенно справедливо заметил господин Бергсон, моя теория пока что остается всего лишь одной из возможных гипотез, объясняющих странности этого незнакомого нам мира, — ответил на вопрос десантника Леру. — Для подтверждения ее потребуются дополнительные факты. Во-вторых, мы уже были свидетелями удивительного и труднообъяснимого с точки зрения естественных наук исчезновения пенала для микрочипов. Увидеть что-то подобное вблизи станции невозможно. Я полагаю, что к настоящему моменту мы отъехали достаточно далеко для того, чтобы полностью исключить возможность воздействия на окружающий нас мир воображения людей, оставшихся на станции. Сейчас мы видим только то, что создано нашим собственным воображением.
— Почему же мы по-прежнему видим только пустыню? — спросил Ли Тан-Бо.
— Инертность мышления, — ответил Леру. — Мы привыкли воспринимать пустыню как единственно возможную реальность данного мира, а потому продолжаем воображать ее себе даже тогда, когда могли бы представить и, соответственно, увидеть нечто иное.