Убить Сталина

Водитель притер машину к обочине и остановил ее.

— А теперь вылезайте все, — приказал Трухин. — Мне нужно переговорить с арестованным.

— Как же это вы без охраны? — неожиданно воспротивился сержант, сидящий на заднем сиденье. — Неизвестно, что он выкинет. Вон какой бугай…

— Он ведь диверсант, а не самоубийца, — усмехнулся Трухин. — Я ведь тоже дожидаться не стану. Шарахну в упор из ствола, если что, — уверенно похлопал он по кобуре. — Да и куда он в чистом поле спрячется от десятка автоматчиков?

Открыв дверь, сержант осторожно выбрался на обочину, словно опасался увязнуть в трясине, и сладко потянулся, разминая затекшее тело.

Затем вышел водитель, предварительно достав из бардачка полупустую пачку папирос. Отступив от машины на почтительное расстояние, он закурил, — не ровен час, услышишь еще что-нибудь, а государственные тайны всегда грозят большими неприятностями.

Маврин выжидающе посмотрел на майора. Тот молча курил и тоже глядел на Маврина. Глупо вот так пялиться друг на друга и молчать.

— Мы достали и просмотрели ваше досье, — наконец произнес он, развернувшись.

— Выяснили, кто я такой?

— Это было нетрудно. Вообще-то мы ожидали вас в районе Медведкова. Но зенитки внесли существенные изменения в наши расчеты.

— И что же вы нашли такого интересного в моем досье?

— А то, что вы не любите Советскую власть и ваш переход на сторону немцев был далеко не случаен. Ваши родители в свое время были репрессированы. Сгинули где-то в лагерях. Вы воспитывались в детдоме. Правда, не в простом, а в том, где обычно находились дети военнослужащих. Но ваша жизнь от этого, разумеется, не сделалась слаще. Вы мечтали поступить в летное училище, но как члену семьи врага народа вам в этом отказали. Вам удалось закончить финансовый техникум. Вы хотели продолжить учебу дальше, но у вас опять ничего не получилось. Так что у вас были серьезные основания, чтобы не любить Советскую власть и товарища Сталина. Не удивляйтесь, нам многое о вас известно. Известно и то, что вы направлялись в Москву для того, чтобы совершить террористический акт в отношении всеми нами любимого Иосифа Виссарионовича Сталина. Я правильно говорю?

Вместо ответа Маврин посмотрел в окно. Автоматчики слезли с мотоциклов и, предоставленные на время сами себе, занялись тем, чем обычно занимаются солдаты в свободное время, — травили байки, закусывая их ядреной порцией самосада.

Каждый из них был рад неожиданному перекуру, и по тому, с какой обстоятельностью они расположились на обочине, было понятно, что они готовы простоять в поле сколько угодно.

Трухин продолжал:

— Хочу сказать, что вам повезло, — на вас вышла военная разведка, а не СМЕРШ. Ведь контрразведчики особенно не церемонятся, выпотрошат из вас все, что вы знаете, а потом поставят к стенке — и дело с концом!

Маврин повернулся к нему:

— А чем же отличаетесь вы? Честно говоря, я не вижу особой разницы между военной разведкой и СМЕРШем. В любом случае меня ждет один конец.

— Буду с вами откровенен, военная разведка не служит какой-нибудь политической личности. — Помолчав, Трухин добавил: — Пусть даже самой выдающейся. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Не совсем. — Маврин внимательно посмотрел на майора.