Убить Сталина

— Вот и прекрасно.

Ханц Грейфе углубился в разложенные на столе бумаги, давая понять, что разговор завершен. Дверь едва слышно приоткрылась, выпуская счастливую пару, а потом так же мягко захлопнулась.

Из соседней комнаты вышел бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг. Сосредоточенный, постоянно мрачный, он являлся полной противоположностью руководителю «Предприятия „Цеппелин“ Ханцу Грейфе — улыбчивому и доброжелательному.

— И вы всерьез доверяете этому русскому? — мрачно спросил он.

— Да, господин бригадефюрер!

— А не кажется вам, что это всего лишь тонкая комбинация русской контрразведки?

Желчь прорывалась в каждом слове бригадефюрера, разговаривать по-другому он не умел, и единственное, что Грейфе мог противопоставить своему молодому начальнику, так это холодную любезность.

— Хочу подчеркнуть, господин бригадефюрер, что кандидатуру мы подбирали самым тщательным образом. У нас был список из трех сотен претендентов, но все этапы тестирования прошел майор Маврин. Он хладнокровен, очень выдержан, у него мгновенная реакция, он обладает всем комплексом качеств, столь необходимые разведчику. Кроме того, у него имеются личные счеты с Советской властью. Его отец был зажиточным крестьянином, имел большое хозяйство и был расстрелял в 1918 году, когда мальчику исполнилось всего лишь восемь лет. Причем расстреляли отца у него на глазах. Но его главным стимулом является обеспеченная жизнь после исполнения акции.

На сухощавом лице Шелленберга промелькнуло некое подобие улыбки.

— Ваш русский любит пожить на широкую ногу?

— Именно так, господин бригадефюрер. Вы бы видели, с какими глазами он прогуливался по улицам Берлина. Так что у него была возможность сравнить жизнь в России и в рейхе. У него двойной стимул служить Германии — ненависть к Советам и желание обрести материальные блага.

— А вам не кажется, что двойной стимул — это как-то чересчур, хватило бы и одного!

Иногда Ханцу Грейфе казалось, что на свете не существует вещей, которые бригадефюрер не подвергал бы сомнению. Впрочем, удивляться не стоило, такова была его работа. Не имей он столь пытливого критичного ума, вряд ли сумел бы в тридцать один год стать бригадефюрером СС.

Грейфе не без усилия выдал:

— Смею с вами не согласиться, господин бригадефюрер. Некоторое время мы держали его в концентрационном лагере, где происходила фильтрация, а только потом он попал в поле зрения абвера. В течение года мы его тщательно проверяли, использовали в агентурной работе и лишь после этого решили привлечь к операции «Возмездие».

Лицо Шелленберга саркастически морщилось, словно бы Грейфе потчевал его какой-то несусветной гадостью. Надо было очень хорошо знать свое начальство, чтобы не обижаться на столь выразительную мимику.

— Хочу вас сразу предупредить: мне не все нравится в этой операции. Да и кандидатуру следовало бы подыскать более достойную. Предупреждаю вас, за операцию «Возмездие» вы несете личную ответственность.

— Так точно, господин бригадефюрер! — вскинул руку Грейфе.

— И все-таки этому вашему Маврину… или как его там… нужно устроить еще одну проверку. Перестраховаться лишний раз не помешает. Подумайте, как это сделать поэффективнее.

— У меня уже есть план, господин бригадефюрер.