Маленькие женщины

– Боюсь, что да, но мы должны надеяться на лучшее, так что не плачь, дорогая. – И Лори обнял ее братским жестом, который принес ей облегчение.

Когда он ушел, она удалилась в свою маленькую часовню и, сидя в сумерках, молилась о Бесс со струящимися по лицу слезами и болью в сердце, чувствуя, что и миллион бирюзовых колечек не утешит ее, если она потеряет свою кроткую маленькую сестру.

Глава 20

Признания

Я думаю, что мне не найти слов, чтобы рассказать о встрече матери и дочерей; такие прекрасные часы хорошо пережить, но очень трудно описать, так что я оставлю это воображению моих читателей и просто скажу, что дом был полон настоящего счастья и что робкая надежда Мег сбылась: когда Бесс очнулась от долгого, целительного сна, первое, на что упал ее взгляд, были маленькая роза и лицо матери. Она была слишком слаба, чтобы удивиться чему-либо, и только улыбнулась и, заключенная в нежные объятия, прильнула к матери, чувствуя, что ее страстное желание наконец осуществилось. Затем она снова уснула, а девочки принялись ухаживать за матерью, так как она не могла разжать худенькую кисть, сжимавшую ее руку даже во сне.

Ханна соорудила для путешественницы поразительный завтрак, не зная, как еще дать выход своему волнению, а Мег и Джо кормили мать, как почтительные молодые аисты, и слушали ее отчет о состоянии отца, об обещании мистера Брука остаться в Вашингтоне, чтобы ухаживать за ним, о задержке в пути, вызванной метелью, и о невыразимом облегчении, которое принесло ей полное надежды лицо Лори, когда, измученная усталостью, тревогой и холодом, она прибыла на станцию.

Каким странным и вместе с тем приятным был этот день! Такой ослепительный и радостный за стенами дома, ибо весь мир, казалось, приветствовал первый снег; такой тихий и спокойный в стенах дома, так как все спали, утомленные бессонной ночью, и кругом царила торжественная тишина, в то время как клюющая носом Ханна несла стражу у дверей. С блаженным чувством людей, стряхнувших тяжелую ношу, Мег и Джо закрыли усталые глаза и лежали неподвижно, словно потрепанные бурей корабли, благополучно вставшие на якорь в тихой гавани. Миссис Марч не отходила от Бесс и отдыхала в большом кресле, часто просыпаясь, чтобы взглянуть на свою девочку, коснуться ее и склониться над ней, как скупец над вновь обретенным сокровищем.

Тем временем Лори помчался к Эми, чтобы обрадовать ее, и так хорошо рассказал всю историю, что тетя Марч сама захлюпала носом и даже ни разу не сказала свое «я же говорила». Эми проявила при этом такую силу воли, что, я полагаю, «хорошие думы» в маленькой часовне действительно начали приносить свои плоды. Она быстро осушила слезы, умерила желание немедленно увидеть мать и даже не подумала о бирюзовом колечке, когда старая леди искренне согласилась с мнением Лори, что Эми показала себя «замечательной маленькой женщиной». Даже на попугая это, казалось, произвело впечатление, так как он назвал ее «хорошей девочкой», благословил ее пуговицы и уговаривал ее «выйти прогуляться» самым приветливым тоном. И она охотно прогулялась бы в этот ясный морозный полдень, но, обнаружив, что Лори валится с ног от усталости, несмотря на все его мужественные усилия скрыть это обстоятельство, она уговорила его полежать на диване, пока она напишет матери записку. Это заняло у нее немало времени, и, когда она вернулась, он спал, растянувшись на диване, заложив руки под голову, а тетя Марч, задернув шторы, сидела, ничего не делая, в приступе необычной доброты.

Спустя некоторое время они испугались, что он не проснется до вечера, и я уверена, что так бы оно и было, если бы не успешно разбудивший его радостный крик Эми, увидевшей в дверях мать. Возможно, немало было в тот день счастливых девочек в городе и его окрестностях, но, по моему личному мнению, Эми была счастливее всех, когда сидела на коленях у матери и рассказывала ей о своих огорчениях, получая утешение и вознаграждение в виде одобрительных улыбок и нежных ласк. Они были вдвоем в часовне, против которой мать не стала возражать, когда узнала о цели ежедневного уединения.

– Напротив, мне очень нравится, дорогая, – сказала она, переводя взгляд с пыльных четок и истрепанной маленькой книжечки на прекрасную картину, увитую гирляндой вечнозеленых листьев. – Это замечательная идея – отвести себе какое-то место, где можно побыть в тишине, когда что-то тревожит или гнетет. В этой жизни нам нередко бывает тяжело, но мы всегда можем вынести любое бремя, если знаем, где просить помощи. Я думаю, моя девочка, ты тоже учишься этому.

– Да, мама, и когда я вернусь домой, отведу угол в большой гардеробной, чтобы положить там мои книжки и повесить копию этой картины, которую я попыталась сделать. Лицо женщины вышло не очень хорошо – оно слишком красивое, мне так не нарисовать, – но ребенок получился лучше, и я Его очень люблю. Мне приятно думать, что Он тоже когда-то был маленьким, потому что тогда мне не кажется, что я далеко от Него, и это мне помогает.

Когда Эми указала на улыбающееся лицо младенца Христа, сидящего на коленях Богоматери, миссис Марч увидела на поднятой руке нечто такое, что вызвало у нее улыбку. Она ничего не сказала, но Эми поняла этот взгляд и после минутного замешательства добавила серьезно:

– Я хотела сказать тебе, но забыла. Тетя дала мне сегодня это кольцо; она позвала меня к себе, поцеловала, надела его мне на палец и сказала, что я ее гордость и что она хотела бы, чтобы я осталась у нее навсегда. Она дала мне и эту смешную штучку, чтобы кольцо не свалилось, а то оно слишком большое. Мне хотелось бы носить его, можно, мама?

– Оно очень красивое, но я думаю, что ты слишком мала для таких украшений, Эми, – ответила миссис Марч, глядя на маленькую пухлую руку с полоской небесно-голубых камешков на указательном пальце и странной застежкой из двух крошечных золотых рук, сцепленных вместе.

– Я постараюсь не быть тщеславной, – сказала Эми. – Я думаю, что оно нравится мне не только потому, что оно такое красивое. Я хочу носить его, как та девушка в рассказе носила браслет, – носить, чтобы он напоминал мне о чем-то.

– О пребывании у тети Марч? – спросила мать, засмеявшись.

– Нет, напоминать мне, что я не должна думать лишь о себе. – Эми казалась такой серьезной и искренней в своих намерениях, что мать перестала смеяться и внимательно выслушала предлагаемый маленький план.

– Я много думала в последнее время о моей «котомке» недостатков, и себялюбие – самый большой из них, так что теперь я собираюсь приложить все силы, чтобы избавиться от него, если сумею. Бесс не эгоистка, и именно поэтому все любят ее, и всем так тяжело от одной мысли потерять ее. Людям не было бы и вполовину так тяжело, если бы это я заболела, да я и не заслуживаю их тревог. Но я хотела бы, чтобы множество друзей любили меня и скучали обо мне, поэтому я собираюсь изо всех сил стараться быть такой, как Бесс. Я могу забыть о своем решении, но если у меня всегда будет с собой что-нибудь, напоминающее об этом, то, я думаю, у меня будет получаться лучше. Можно мне попробовать?

– Конечно, но я больше верю в уголок в гардеробной. Носи свое колечко, дорогая, и старайся. Я думаю, ты придешь к цели, ведь искреннее желание быть хорошей – залог успеха. Теперь я должна вернуться к Бесс. Не падай духом, доченька, скоро ты вернешься к нам.

В тот же вечер, когда Мег писала отцу отчет о благополучном прибытии путешественницы, Джо проскользнула наверх, в комнату Бесс, и, застав мать на обычном месте, с минуту стояла в нерешительности, глядя на нее и озабоченно теребя свою шевелюру.