— У него будет вдвое меньше забот, чем сейчас,— объявил доктор Грантли.
— Вы видели, что на днях писал “Юпитер” о молодых людях?
— Да, я видел, что “Юпитер” сделал все, что мог, чтобы назначили мистера Слоупа. Возможно, и вы хотите того же?
Мистер Хардинг ничего не ответил, хотя этот упрек больно его задел. Но он приехал в Пламстед не для того, чтоб спорить с зятем по поводу мистера Слоупа, а потому промолчал.
— Я знаю, что не сумею объяснить вам мои чувства,— сказал он.— Ведь мы созданы по-разному. Я хотел бы обладать вашей энергией, волей и воинственностью, но у меня нет их. И с каждым новым прожитым днем я все больше хочу мира и покоя.
— А где же еще на земле может человек обрести таком мир и покой, как в резиденции настоятеля? — спросил архидьякон.
— Люди скажут, что я слишком стар для этого.
— Боже великий! Люди! Какие люди? Что вам до них?
— Но я и сам считаю, что я слишком стар для перемен.
— Милый папа,— сказала миссис Грантли,— люди на десять лет старше вас постоянно назначаются на самые высокие посты.
— Моя дорогая,— ответил он.— Я не могу объяснить тебе мои чувства, но я вовсе не считаю свой отказ особой заслугой. Мне просто не хватает силы характера, чтобы противостоять духу времени. Со всех сторон требуют назначать молодых людей, и я не нахожу в себе храбрости идти наперекор этим требованиям. Если “Юпитер” после моего назначения начнет публиковать статью за статьей, доказывая мою непригодность, это будет стоить мне рассудка. Ты скажешь, что мне пора бы научиться сносить подобные вещи. Да, дорогая моя, я согласен с тобой. Но я знаю свою слабость и знаю, что не выдержу. И сказать тебе правду, я ведь не имею ни малейшего представления о том, что должен делать настоятель.
— Пф! — воскликнул доктор Грантли.
— Не сердитесь на меня, архидьякон! Не будем из-за этого ссориться, Сьюзен. Если бы вы знали, как мне больно разочаровывать вас, вы не сердились бы на меня.
Доктору Грантли был нанесен страшный удар. Назначение мистера Хардинга устраивало его во всех отношениях. Хотя он не стал относиться к мистеру Хардингу хуже, когда тот впал в бедность, он предпочитал, чтобы у его близких было побольше земных благ. Ему было бы куда приятнее видеть мистера Хардинга настоятелем Барчестерского собора, чем священником прихода Св. Катберта и регентом. А поражение, которое потерпел бы архивраг всего, что было в Барчестере респектабельного, наглый выскочка, приверженный низкой церкви, само по себе стоило почти столько же, сколько сан настоятеля. И как ужасно, что этот нежданный дар судьбы окажется напрасным из-за нелепых воззрений и болезненного воображения мистера Хардинга! Видеть чашу у самых губ и не испить — этого доктор Грантли вынести не мог.
Однако, судя по всему, ему предстояло это вынести. Тщетно он угрожал и тщетно уговаривал. Правда, мистер Хардинг не говорил решительно, что откажется, но как будто и не собирался согласиться. Его вновь и вновь уговаривали, а он вновь и вновь повторял, что чувствует себя совершенно непригодным для исполнения новых обязанностей. Тщетно архидьякон давал понять — прямо сказать это он все-таки не мог,— что никаких новых обязанностей у него не будет. Тщетно он намекал, что во всех затруднительных случаях он, архидьякон, охотно будет руководить слабодушным настоятелем. Мистер Хардинг, по-видимому, вбил себе в голову вздорную мысль, что не только это назначение сопряжено с новыми обязанностями, но и что человек не имеет права принимать место, если не собирается выполнять свои обязанности.
В конце концов было решено, что мистер Хардинг немедленно ответит на письмо, полученное от личного секретаря премьер-министра, и попросит два дня на размышления. А за эти два дня они снова все подробно обсудят. И архидьякон обещал отвезти утром мистера Хардинга назад в Барчестер.
ГЛАВА XLVIII
Мисс Торн в роли свахи
Когда мистер Хардинг, как и было уговорено, возвратился в Барчестер в обществе архидьякона, его ждали там удивительные новости. Во время поездки на него непрерывно сыпались неотразимые аргументы, из которых неопровержимо следовало, что его святой долг — не препятствовать отечески заботливому правительству, раз оно пожелало сделать его настоятелем, и, очутившись наконец в своей комнате над аптекой на Хай-стрит, мистер Хардинг ощутил полнейшую растерянность. Он не знал, что ему делать дальше, и его недоумение только возросло, когда он увидел записку от младшей дочери, содержавшую настоятельную просьбу немедленно прийти к ней. Но тут мы опять должны вернуться немного назад.
Слухи, ходившие про мистера Эйрбина и столь расстроившие миссис Грантли, не замедлили достичь и ушей мисс Торн. Она тоже была весьма огорчена, что священника ее прихода обвиняют в поклонении чужеземной богине. Она тоже считала, что деревенским священникам непременно следует жениться, и со свойственной ей доброжелательной энергией немедленно начала приискивать для мистера Эйрбина подходящую партию. Миссис Грантли не видела иного средства поправить дело, кроме архидьяконского выговора. Мисс Торн полагала, что наилучшей панацеей окажется невеста из хорошей семьи — и с приданым. Проглядывая каталог своих незамужних знакомых, которые, с одной стороны, вероятно, не прочь были бы обзавестись мужем, а с другой — оказались бы достойны стать хозяйкой в доме деревенского священника, она обнаружила, что лучше миссис Болд ей никого не найти. А потому, не теряя времени, она отправилась в Барчестер в день мучений мистера Слоупа — в тот самый день, когда ее брат имел удовольствие познакомиться с последней из Неронов,— и пригласила миссис Болд погостить в Уллаторне вместе с сыном и его няней.