Домик в Оллингтоне

Мистрис Дель недолго просидела в своей гостиной, когда ей принесли известие, которое на время отвлекло ее внимание от мысли о переезде.

– Мама, – сказала Белл, входя в комнату, – я начинаю серьезно думать, что у Джен скарлатина.

Горничной Джен нездоровилось уже два дня, но до сих пор не подозревали ничего серьезного в ее болезни. Мистрис Дель вскочила с места.

– Кто теперь при ней? – спросила она.

Из ответа Белл оказалось, что как она, так и Лили были при девушке, и что Лили находилась там в настоящую минуту. При этом ответе мистрис Дель поспешила наверх, и в доме поднялась суматоха. Не с большим через час явился сельский аптекарь и с тем вместе врач, и он выразил мнение, что девушка действительно больна скарлатиной. Мистрис Дель, не довольствуясь этим, отправила мальчика в Гествик за доктором Крофтсом, она много лет лично поддерживала оппозицию против медицинской репутации аптекаря и положительно приказала обеим дочерям своим не навещать более бедную Джен. У нее была уже скарлатина и, следовательно, сама она могла поступать как ей угодно. Вслед за тем нанята была сиделка.

Все это изменило на несколько часов течение мыслей мистрис Дель, и не ранее как вечером она могла возвратиться к утреннему разговору, только тогда и перед тем, как ложиться спать, обитательницы Малого дома держали открытый военный совет по этому предмету. Оказалось, что доктора Крофтса не было в Гествике, но им объявили, что он приедет в Оллингтон рано поутру. Мистрис Дель почти решила, что болезнь ее любимой горничной вовсе не скарлатина, но тем не менее нисколько не смягчила своего приказания насчет приближения дочерей к постели больной служанки.

– Чем скорее уедем отсюда, тем лучше, – сказала Белл, которая, пуще матери, противилась проявлению всякого деспотизма со стороны дяди. При разбирательстве по ниточке всего, что происходило между ними, сватовство Бернарда не могло не всплыть наружу. Белл молчала о предложении, сделанном ее кузеном, пока было возможно, но коль скоро дядя начал настаивать на этом предмете перед мистрис Дель, Белл не было уже возможности долее молчать.

– Мама, вы, вероятно, не хотите, чтобы я вышла за него, скажите? – говорила она, когда мать в словах своих обнаружила некоторое расположение к Бернарду.

В ответ на это мистрис Дель с одушевлением уверяла, что у нее вовсе не было подобного желания, а Лили, которая все еще держалась веры в доктора Крофтса, была одушевлена одинаково с матерью. Всем им особенно неприятна была мысль, что дядя их решается вмешиваться в их виды, и вмешиваться вследствие денежного пособия, которое они от него получали. Тем более было неприятно, что он осмелился даже навязывать свое мнение насчет их замужества. Они уверяли друг друга, что дядя их не может иметь никакого права противиться какому бы то ни было браку, в который они захотели бы вступить, лишь бы на этот брак было изъявлено согласие матери. Бедный старый сквайр был прав, утверждая, что на него смотрели с подозрением. На него действительно так смотрели. Впрочем, он сам был тому виною, стараясь расположить к себе дочерей, не считая за нужное приобрести расположение матери.

Девушки бессознательно чувствовали, что попытка со стороны дяди распоряжаться ими была сделана, и потому мужественно восстали против этой попытки. Они были не виноваты, что их заставляли жить в доме дяди, что принуждали ездить на его поля и отчасти есть его хлеб. И они ели этот хлеб, и жили в его доме, и показывали вид признательности. Сквайр был добр на свой лад, и они сознавали его доброту, но из этого еще не следовало, чтобы они уступили хотя на одну йоту в преданности, которою, как дети, были обязаны матери. Когда мистрис Дель рассказала им и объяснила значение слов, употребленных дядей в то утро, они выразили сожаление, что он был так огорчен, но тем не менее уверяли мать, что причиною его огорчения была не она, а он сам.

– Уедемте отсюда теперь же, – сказала Белл.

– Да, моя милая, легко это сказать, но каково исполнить.

– Конечно, так, мама, иначе нас давно бы здесь не было. По моему мнению, нужно приступить к делу немедленно. Ясно, дядя полагает, что, оставаясь здесь, мы предоставляем ему некоторое право распоряжаться нами. Я не говорю, что он не должен так думать. Может быть, это и естественно. Может быть, что принимая его милости, мы должны покоряться ему. А если так, то этого совершенно достаточно для нашего удаления.

– Нельзя ли нам платить ему аренду за дом, – сказала Лили. – Как это делает мистрис Харп? А вы бы желали, мама, остаться здесь, если бы это было возможно?

– В том-то и дело, Лили, что это невозможно. Нам надо выбрать дом поменьше этого и такой, который бы не требовал издержек на сад. Если б даже мы платили за этот дом умеренную аренду, у нас все-таки недостанет средств, чтобы жить здесь.

– Даже если б мы питались одним чаем и тостами? – спросила Лили, смеясь.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы, мои милые, питались одним чаем с тостами, мне бы самой такая пища показалась диетой.

– Никогда, мама, – сказала Лили. – Что касается до меня, то признаюсь, я бы довольствовалась бараньими котлетами, только не думаю, чтобы вам нравились такие простонародные блюда.

– Во всяком случае, нам невозможно оставаться здесь, – сказала Белл. – Дядя Кристофер не согласится взять арендных денег от мама, а если б и согласился, мы бы не сумели распорядиться с другими потребностями после такой перемены. Нет, нам надо отказаться от милого старого Малого дома.

– В самом деле, милый старый дом, – сказала Лили, вспоминая при этих словах более о последних сценах в саду, когда Кросби гостил у них в осенние месяцы, нежели о прежних радостях своего детства.