Домик в Оллингтоне

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я и не гонюсь за этим, я лучше бы желала быть благородной женщиной.

– Белл, моя милая, неоцененно благороднейшая Белл! Ты самая прекраснейшая леди, каких я еще не знавала. Если бы я была мужчиной, Белл, ты для меня была бы той самой девушкой, которой бы я стала поклоняться, которую бы я боготворила.

– Только ты не мужчина, и поэтому для меня нет никакой пользы.

– А все же ты не должна давать воли своей ножке, ни под каким видом не должна. Кто-то сказал, что все делается к лучшему, и я расположена этому верить.

– У меня, напротив, иногда бывает расположение верить, что многое делается к худшему.

– Это потому, что ты радикалка. Знаешь ли, Белл, я бы встала теперь, только боюсь – такой страшный холод.

– У нас отличный огонь в камине, – сказала Белл.

– Да, я вижу. Но этот огонь не греет меня со всех сторон, как постель. Желала бы я знать минуту, в которую их будут венчать. Теперь еще нет и половины одиннадцатого.

– Ничего нет удивительного, если теперь уже все кончилось.

– Все кончилось! Какие неприятные слова! Все кончилось, и ничто в мире не в состоянии этого исправить. А что, если после этого он будет несчастлив?

– Он должен покориться своей участи, – сказала Белл, представляя себе заранее, что его участь будет весьма незавидная.

– Конечно, должен покориться. Так я встану теперь. – И Лили сделала первый шаг в холодный свет за пределами ее постели. – Мы все должны покориться нашей участи. Я решила, что свадьба кончится в половине двенадцатого.

В половине двенадцатого Лили сидела в большом кресле у ярко пылавшего огня в камине гостиной, перед ней стоял маленький столик, и на столе лежал какой-то роман. В течение всего утра она ни разу не раскрыла книги, долго сидела совершенно молча, с закрытыми глазами и с часами в руках.

– Мама, – сказала она наконец, – теперь все кончилось, я уверена.

– Что же такое кончилось, душа моя?

– Эта леди сделалась его женой. Надеюсь, Бог благословит их, и молю Его, чтобы они были счастливы!

Тон безыскусственной торжественности, с которым произнесены были эти слова, заставили вздрогнуть и мистрис Дель, и Белл.

– Надеюсь и я, что они будут счастливы, – сказала мистрис Дель. – Теперь, Лили, не лучше ли будет никогда больше не говорить об этом и стараться всеми силами думать о других предметах.

– Но, мама, если я не могу. Легко сказать это, а разве можно по произволу управлять своими думами.

– При некотором усилии можно давать им какое угодно направление.