Домик в Оллингтоне

– К семи часам, Анна.

– Миледи говорит, она очень устала и хочет прилечь до обеда.

– Очень хорошо, Анна. Я приду в ее комнату, когда наступит время одеваться. Надеюсь, что внизу тебе отведено удобное помещение?

После этого Кросби вышел на набережную прогуляться по ней во мраке холодного зимнего вечера.

Глава XLVI

ДЖОН ИМС В ДОЛЖНОСТИ

Мистер Кросби и его жена отправились на медовый месяц в Фолькстон в половине февраля, а в исходе марта возвратились уже в Лондон. В течение этих шести недель ничего особенно интересного для нашей истории не случилось, если можно только допустить, что прогулки новобрачной четы по морскому прибрежью имеют особенный интерес. Относительно этих прогулок я одно могу сказать, что Кросби чрезвычайно обрадовался, когда они кончились. Задавать себе праздники – труд тяжелый, а задавать себе праздники без всякого занятия – еще тяжелее. В исходе марта новобрачные прибыли в новый свой дом, и, будем надеяться, леди Александрина не нашла его очень холодным.

В течение этого времени Лили окончательно поправилась от своей болезни. Болезнь не возвращалась, и вообще ничего такого не случилось, что могло бы возбудить новые опасения насчет Лили. Несмотря на то, доктор Крофтс выразил мнение, что было бы несвоевременно перевезти ее в новый дом, в день Благовещения. Март вообще считается месяцем неблагоприятным для больных, и потому с некоторым сожалением со стороны мистрис Дель, с весьма сильным нетерпением со стороны Белл и с убедительными доводами от самой Лили выпрошено было позволение сквайра провести в его доме апрель. О том, как принял сквайр это прошение и как согласился он с убеждениями доктора, мы расскажем в самом непродолжительном времени.

Между тем Джонни Имс продолжал в Лондоне свою карьеру без особенного удовольствия для самого себя и для леди, считавшей себя избранной царицей его сердца. Действительно, мисс Амелия Ропер становилась очень сердитою, раздражительной и в раздражительности своей продолжала разыгрывать роль, которая клонилась к тому, чтобы заварить в Буртон-Кресценте страшный кипяток. Она начала кокетничать с мистером Кредлем, не только в глазах Джонни Имса, но и в глазах мистрис Люпекс. Джонни это крайне не нравилось, – безрассудный юноша! Более всего на свете он заботился о том, чтобы отделаться от Амелии и ее притязаний, беспокоился до такой степени, что в минуты мрачного расположения грозил самому себе разными трагическими окончаниями карьеры своей в Лондоне. Он хотел поступить в солдаты, хотел уехать в Австралию, хотел всадить пулю в лоб, наконец, хотел «объясниться» с Амелией, сказать ей, что она мегера, выразить все свое отвращение к ней, потом бежать в Оллингтон и броситься к ногам Лили. Амелия была отравою его жизни. Несмотря на то, кокетство ее с Кредлем не нравилось ему, и он до такой степени был глуп, что решился даже высказать Кредлю свое неудовольствие.

– Разумеется, какое мне дело до нее, – сказал он. – Только мне кажется, что ты делаешь из себя большого глупца.

– Ведь я думал, что ты хочешь от нее отделаться.

– Для меня она ровно ничего не значит, но только, ты знаешь…

– Что же такое знаю я? – спросил Кредль.

– Тебе бы тоже не понравилось, если бы я стал ухаживать за той замужней женщиной. Вот и все тут. Уж не думаешь ли ты жениться на ней?

– На ком? На Амелии?

– Да, на Амелии.

– Избави меня боже!

– В таком случае на твоем месте я бы оставил ее в покое, она только дурачит тебя.

Совет Имса был очень хорош, и его взгляд на действия Амелии весьма правилен, но относительно своей роли в этой пьесе он держал себя безрассудно. Мисс Ропер, без всякого сомнения, желала возбудить в нем ревность. Мисс Ропер, при всем своем искусстве, не могла вынудить из него в течение недели нежного слова, а между тем его беспокоили нежные слова, сказанные Амелией Кредлю или Кредлем Амелии. В таком положении находилось это дело, не должны ли мы признаться, что Джонни Имс все еще боролся с неопытностью и безрассудством юношеского возраста?

Люпексы в это время все еще держались в Кресценте, несмотря на многократные предложения выехать. Мистрис Ропер, хотя и постоянно выражала готовность свою отказаться от долга Люпексов, но была жадна до денег, что, впрочем, весьма естественно. А так как каждое предложение выехать на другую квартиру сопровождалось требованием уплаты долга и затем незначительным его погашением, то дело тянулось и переезд откладывался с недели на неделю, в начале апреля мистер и мистрис Люпекс все еще были постояльцами в доме мистрис Ропер.