Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тебе необходимо уехать? — спросил Уэль.

— О мой юный брат, я — Скиталец, как ты — купец, и у меня нет дома. Да пребудет с тобой Господь. Прощай.

Они обменялись братским поцелуем.

— Я больше о тебе не услышу? — осведомился Уэль.

— Да, спасибо. — Скиталец вернулся к нему и произнес, словно подчеркивая, о ком прежде всего подумал, прощаясь: — Спасибо, что напомнил. Если по скорбному стечению обстоятельств на момент ее появления и тебя уже не будет в живых, ей понадобится дом. Позаботься об этом: она слишком неопытна, чтобы жить самостоятельно.

— Скажи мне как, и я выполню твое указание, будто оно есть Закон.

— В Византии живет одна женщина, имя которой и на письме, и в устной речи сопровождается одним словом: доброта.

— Назови мне ее имя.

— Княжна Ирина.

— Но она христианка!

Уэль явно был изумлен.

— Да, сын Яхдая, она христианка. И все же отправь Лаэль к ней. Оставляю тебя там же, где и самого себя: в руках Бога — нашего Бога.

С этими словами он вышел и, сгибаясь под порывами ветра, вернулся в свой дом. Войдя, он помедлил, закрыл дверь на засов, потом на ощупь пробрался в кухню, взял лампу, разгреб угли в жаровне, в которой сохраняли огонь, зажег лампу. После этого, разломав несколько табуретов и столиков, сложил обломки в кучу под главной лестницей, ведущей на второй этаж; складывая, он бормотал:

— Гордецы восстали против меня; но ныне грядет ветер и возмездие.

Он еще раз прошелся по дому и поднялся на крышу. Там, едва он шагнул из дверного проема, на него налетел порыв ветра, словно приветствуя его и одновременно испытывая его силу, — князь был воплощением тучи, заполонившей собой и мир, и небеса; полы княжеского халата взлетели, волосы и борода перепутались, прянули в глаза и в уши — ветер завывал и налетал с такой силой, что едва не лишил его дыхания. И ветер, и тьма были сродни тем, что пали на Египет во дни, когда Спаситель — и стоявший за его спиной Бог — мерились силами с царскими колдунами: ветер и тьма, но ни единой капли дождя.

Князь вцепился в дверной косяк, вслушиваясь в грохотание тяжелых предметов на соседних крышах, в дребезг легких предметов, — порывы ветра с легкостью отыскивают их там, где взгляд отыскать не в силах. Заметив, что все эти препоны способны лишь разделить летучие отряды на отдельные потоки, он разразился воплями и хохотом попеременно — если бы обитатели соседних домов не попрятались в постели, они могли услышать следующее:

— Гордецы восстали против меня, злопыхатели явились за моей душой! Но теперь — ха-ха-ха! — грядет ветер, а с ним — возмездие!

Дождавшись короткого затишья, он пересек крышу, выглянул на улицу и, не увидев ничего — ни огонька, ни живой души, — повторил те же слова с легким изменением:

— И ветер… — ха-ха — ветер уже здесь и возмездие!..

Он бросился назад, спустился с крыши.